Выбрать главу

В новой редакции стихотворение выглядело так:

(Первые две строфы сохранялись, а дальше) —

Их кратким приветом, Едва он домчится, Как Божиим светом Душа озарится.
Средь шума мирского И где я ни буду, Я сердцем то слово Узнаю повсюду;
Не кончив молитвы, На звук тот отвечу, И брошусь из битвы Ему я навстречу. Надежды в них дышат, И жизнь в них играет, — Их многие слышат, Один понимает.
Лишь сердца родного Коснутся в дни муки Волшебного слова Целебные звуки,
Душа их с моленьем, Как ангела, встрети, И долгим биеньем Им сердце ответит.

«Поднялся спор: кто был за первую, кто за вторую редакцию».

В этом стихотворении интересна — помимо истории создания, грамматической неправильности и истории чтения — собственно мысль поэта, мысль о высшей любви, доступной человеку: разговор сердцем, неразрывная связь родственных душ, для которых не существует расстояния (как и в стихотворении «В полдневный зной в долине Дагестана»). В этом отношении нет ни корыстного, ни плотского; если женщина может быть ангелом, то ангелом может быть и мужчина…

Графиня Ростопчина в ноябре 1841 года в стихотворении, посвященном памяти поэта, вспоминала эти счастливые дни:

Но лишь для нас, лишь в тесном круге нашем Самим собой, веселым, остроумным, Мечтательным и искренним он был, Лишь нам одним он речью, чувства полной, Передавал всю бешеную повесть Младых годов, ряд пестрых приключений Бывалых дней, и зреющие думы Текущия поры… Но лишь меж нас, — На ужинах заветных, при заре, (В приюте том, где лишь немногим рад Разборчиво-приветливый хозяин) — Он отдыхал в беседе непритворной…

Отъезд Лермонтова на Кавказ был назначен на 9 марта. Но 9 марта Лермонтов не уехал — дамы взяли начальство «штурмом». Бабушка все не могла прибыть в столицу; как уехать без благословения! «Лермонтову очень не хотелось ехать, у него были всякого рода дурные предчувствия», — вспоминала Ростопчина.

Но разлука неизбежна. Выйти в отставку не получается. В предвидении неизбежной разлуки Додо пишет стихотворение «На дорогу Михаилу Юрьевичу Лермонтову»:

Есть длинный, скучный, трудный путь… К горам ведет он, в край далекий, Там сердцу к скорби одинокой Нет где пристать, где отдохнуть!
Там к жизни дикой, к жизни страшной Поэт наш должен привыкать, И песнь, и думу забывать Под шум войны, в тревоге бранной!
Там блеск штыков и звук мечей Ему заменят вдохновенье, Любви и света оболыценья, И мирный круг его друзей.
Ему, поклоннику живому И богомольцу красоты, — Там нет кумира для мечты, В отраду сердцу молодому!..
Ни женский взор, ни женский ум Его лелеять там не станут: Без счастья дни его увянут, Он будет мрачен и угрюм! Но есть заступница родная С заслугою преклонных лет, — Она ему конец всех бед У неба вымолит рыдая!
Но заняты радушно им Сердец приязненных желанья, И минет срок его изгнанья, И он вернется невредим!..

«Герой нашего времени»

В апреле 1841 года «Отечественные записки» сообщали: ««Герой нашего времени» соч. М. Ю. Лермонтова, принятый с таким энтузиазмом публикою, теперь уже не существует в книжных лавках: первое издание его всё раскуплено; приготовляется второе издание, которое скоро должно показаться в свет; первая часть уже отпечатана. Кстати, о самом Лермонтове: он теперь в Петербурге и привез с Кавказа несколько новых прелестных стихотворений, которые будут напечатаны в «Отечественных записках». Тревоги военной жизни не позволили ему спокойно и вполне предаваться искусству, которое назвало его одним из главнейших жрецов своих; но замышлено им много, и все замышленное превосходно. Русской литературе готовятся от него драгоценные подарки».

Лермонтов начал работу над романом в 1838 году и закончил в 1839-м. «Бэла», «Фаталист» и «Тамань» печаталисьв «Отечественных записках» — как отрывки из «Записок офицера о Кавказе». В апреле 1840 года книга вышла полностью, но не как «собрание повестей», а как единое цельное сочинение.