Приходила печальная Трини, уже вдова Жаго и Кольт. Погрустили вместе, Ольт им рассказал, как геройски погиб их муж и отец, какой он был настоящий мастер и воин по духу. Трини всплакнула вместе с сидящей здесь же Истрил, а Кольт вдруг сказал, что будет таким же мастером, как отец. Была печаль, но не было горя. Здесь вообще к смерти относились по-другому, не так трагично и с чувством, что после нее все только начинается заново. Если, конечно, заслужил. Впрочем, это решать Единому, к которому отправлялись все души умерших.
Как-то вместе с Оли пришел Тринвильт. Пришел с деловым видом и, не обращая внимания на то, что больной еще не транспортабелен, спросил, когда наконец возобновятся тренировки по искусству ниндзя, что мол хватит разлеживаться, а то младшая дружина уже заждалась своего сотника. Видно было, что юный барон вполне освоился в Карновке и в дружине. И Ольт был ему благодарен за такое отношение. Между делом обсудили с ним бой, в котором Ольт получил ранение и общими усилиями решили, что он сделал все, что мог. Вся младшая дружина теперь гордится, что их сотник в открытом бою схлестнулся с тремя наемниками и всех порубил в капусту. И не важно, что говорит он сам, легенда уже пошла в народ. Ушел он довольный, получив от Ольта заверения, что он все сделает и как только, так сразу. Будто от него что-то здесь зависело.
Обрадовал его Кроно Кувалда, с таинственным видом притащивший длинный сверток из мешковины. Когда он его развернул, то все присутствующие замерли от восхищения. Это был МЕЧ. Именно так представлял его себе Ольт. Два метра длиной, три с половиной килограмма весом, сверкающий оружейной сталью, клинок никого не мог оставить равнодушным в этом обществе, где оружие было в почете и где оно означало независимость и возможность защитить себя. Здесь клинки не висели на стенах для красоты, здесь мечи были необходимостью и повседневностью, а многие воины относились к мечу, как к единственному другу, не способному предать. Да, Кронвильт Кувалда выковал настоящий шедевр, такого оружия этот мир еще не знал. Как и положено порядочному цвайхандеру, он имел рикассо и «кабаньи клыки», длинный эфес с навершием в виде шара, но главным его достоинством несомненно являлось полутораметровое лезвие, выкованное из лучшей стали, которую удалось после долгих экспериментов выплавить Кроно. Когда Ольт легонько ударил по нему своим ножом, то оно зазвенело и длинное хищное лезвие казалось задрожало от нетерпения впиться в чью-нибудь плоть.
Тут же, не откладывая дела в долгий ящик, послали Оли за Леко. Тот, встревоженный таинственными ужимками и многозначительными взглядами девчонки, приковылял со всей возможной скоростью. Каково же было его восхищение, когда, вместо ожидаемых им проблем, он получил наверно самый удивительный в своей жизни подарок. Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Не обращая ни на кого и ни на что внимания, он водил пальцем по лезвию, по парирующим крюкам, по кольцам гарды и Ольту пришлось весь оставшийся вечер посвятить цвайхандеру. Он рассказывал про ландскнехтов, про то как они одним ударом сносили головы сразу двум, а то и трем противникам, как они проламывали строй копейщиков, как ссаживали с седел конных воинов… Казалось большего внимания в глазах слушателей ему уже не добиться, но по задумчивому взгляду Карно понял, что это еще не конец. Еще один фанатик оружия на мальчишескую голову. Мало ему обоерукий бой, теперь придется учить и обращению цвайхандером, как минимум, двух больших мальчиков.
Короче, за месяц у него побывала почти вся Карновка, а он и не знал, что настолько популярен и что самое интересное, ему это нравилось. В той-то жизни люди ему так надоели, что он прятался в своем кабинете со строгим приказом охране никого не пускать. Стоило ему только показаться на люди, как его тут же окружала толпа и всем что-то от него было надо. Кто-то унижено выпрашивал деньги, мотивируя это больной женой или детьми, причем выходила у них до того правдиво, что рука сама тянулась к кошельку, кто-то старался заинтересовать каким-нибудь проектом, весь результат которого заключался в вымогании опять-таки денег, а кто-то, самый хитрый просто шел рядом, стараясь попасть на глаза. Таких он не любил больше всех. Считая себя самыми умными, они просто старались стать нужными и незаменимыми, вовремя подать уроненный платок, с заботливым видом стряхнуть с его плеча невидимую пылинку, рыкнуть, с его молчаливого одобрения, на назойливого просителя, потихоньку и незаметно становясь тенью. И незаметно становясь не только безмолвной тенью, но и голосом, отдающим распоряжения и приказы от его имени. Тихой сапой они пробирались в руководство, становясь в конце концов направляющей и наказующей рукой. И таким уже не нужны были мелкие подачки, все, что им нужно они брали сами, прикрываясь его именем. А если их ловили на горячем, они с обиженным видом утверждали, что старались только для его блага и, если они в чем-то и виноваты, то только в излишнем рвении на благо его, любимого. Скользкие, изворотливые и опасные типы и он, пару раз обжегшись на них, не сразу, но все-таки научился их вычленять из толпы