Зато в Березняках вообще никого из вояк не тронули. Ну приехали мужики собирать налоги, служба такая. Но ведь при этом никого не трогали, даже в меру посочувствовали. Обязанности свои выполняли нехотя, просто исполняли свой долг. По домам не шастали, в горшки не лезли. Ну так за что их бить? Люди ведь подневольные, работа у них такая. Не исполнишь, так хорошо, если только на конюшню пороть отправят, а то ведь барон может и зарубить ненароком. Даже посочувствовали, тоже в меру, мол барон гад, чем только не заставлял заниматься.
На поляне поднялся шум и гам. Крестьяне из разных деревень рассказывали друг другу о своих проблемах, возникших с приходом барона Кредрона, дружинники из двух первых десятков делились впечатлениями о боевом крещении с другими воинами полусотни, малышня носилась по поляне, слушая то одних, то других и просто добавляя суеты и бестолковщины. Короче, все были заняты. В этот день у кашеваров был день ударного труда. Два десятка воинов были с утра отправлены на охоту, так что помимо традиционной каши всех ожидало оленина и кабанятина, туши которых жарились на вертеле, а в котлах бурлила похлебка из потрохов. Это оживление придавало всему какое-то чувство праздника, ожидания чего-то хорошего и светлого. Женщины прямо на земле расстилали полотнища холстин, на которые ставили кувшины со спотыкачом и брагой. Только для воеводы и старост с десятниками поставили настоящие столы с лавками, которые мужики ради такого случая притащили из дома. Было их немного, но на начальство хватило. Посуды на такую ораву собирали всей деревней, но все равно похлебку и кашу подавали в больших горшках на троих-четверых едоков сразу, куда они поочередно с сельской непосредственностью совали свои ложки, а мясо вообще подавали в деревянных тазиках, откуда каждый желающий выхватывал понравившийся кусок. Хорошо еще у дружинников были свои миски и ложки. Впрочем, никто не был в обиде. Когда все расселись за импровизированными столами и в деревянные кубки, чаши и кружки было налито по первой порции спотыкача из-за стола встал Карно и с кубком в руках начал речь:
- Я не любитель много говорить, но сейчас должен сказать. Сегодня мы празднуем победу над бароном Кредроном. Но в графстве осталось еще два барона, которые в скором времени обязательно придут в ваши деревни, чтобы установить свою власть. Деревня Листвянка уже перешла под мою руку и ее я буду защищать. Я никого не зову к себе и если кто-то хочет жить сам по себе, то я не против. Но пускай тогда они и защищают сами себя. И в голодную зиму я буду помогать только тем, кто пришел под мою руку. Независимость от власти хороша, если ты силен и у тебя есть хлеб, чтобы накормить своих людей. Но хочу сразу сказать, на днях я устрою поход против баронов и самого графа и вымету поганой метлой из графства. Поэтому первый глоток я хочу сделать за дружину, которая будет держать эту метлу. За вас, воины! – и Карно не отрываясь выпил весь немаленький кубок до дна и с кряканьем поставил на стол.
Ольт слушал немного сумбурную речь воеводы и думал, что ничего, научится еще. Сейчас главное – не умение говорить. Главное начать войну, а сегодня они по-настоящему и целенаправленно начали борьбу за свое освобождение. И пусть крестьяне радуются, что уничтожен один барон, Ольт-то знал, что этим дело не кончится, что все еще впереди.
Дружинники с криками ликованья лихо опрокинули свои посудины и даже мужики, на которых слова воеводы нагнали задумчивость, тоже увлеклись всеобщим порывом. Как оно там дальше будет – неизвестно, зато вот сейчас перед тобой кружка со спотыкачом и кусок жаренного мяса. А проблемы? Не проще ли и в правду свалить на воеводу? Пусть он думает, ведь так проще. Смех и здравицы понеслись над поляной.
- Уф, никогда еще так долго и много не говорил. – пожаловался Карно на ухо сидящему рядом Ольту.
- Привыкай, воевода. Тебе в будущем еще немало придется говорить.
Глава 5
Пир продолжался до самой ночи, пока было видно то, что лежит на холстах. Некоторые, желая продолжения банкета, притащили факелы, сделанные из палок с накрученной на них берестой. Основная масса пирующих уже расползлась по своим спальным местам, но за, так называемыми столами, еще оставались фанатики, пока на холстах еще было что есть и что пить. Не каждый день можно так повеселиться, то есть пожрать вволю, не оглядываясь на завтрашний день. Карно ничего никому не запрещал, только предупредил десятников, которые, блюдя свое достоинство и службу, не напивались допьяна, чтобы с утра готовились в путь и сам ушел спать. Пора обратно, в родную уже Карновку. К дочке.