В родную деревню прибыли по уже установившейся традиции к обеду. Впереди ровной размеренной походкой шагал воевода. За ним ровными рядами в колонне по трое маршировали воины, гордо выпячивая свои груди. Еще бы, ведь они возвращались с победой, с доказательствами, что не зря едят деревенский хлеб. И уже в конце ехали шесть телег, отправленных по приказу Карно крестьянами трех спасенных деревень. На телегах, кроме старост, сидели вдовы со своими детьми, которым воевода предложил кров и хлеб в своей деревне. Ольт подозревал, что этих несчастных Карно не столько пожалел от своего природного человеколюбия, сколько хотел сделать приятное Истрил.
Ну и хорошо, не все ли равно по какой причине человек совершает добрые поступки. Во всяком Ольт не собирался выставлять воеводе какие-нибудь претензии. Тем более, что и сам преследовал свои цели, так как за одной из повозок шагал Тибо, вдовий сын, а такие люди были ему в будущем понадобятся. Вся Карновка вышла встречать своих воинов, когда дозорные доложили, что видят карновских дружинников, ушедших причинять справедливость. Оставшиеся в деревне воины, кроме караула, выстроились широким строем в два ряда и тут же сбоку построились и дети младшей дружины. Наверно тому прежнему циничному старику, каким был Ольт, показался бы смешным строй мальчишек и девчонок с восьми до тринадцати лет, с серьезным видом сжимавших в своих ручонках палки, изображавших собой мечи и копья, но нынешний Ольт с серьезным видом, в котором не было ни капли насмешки, отдал им честь, прижав правый кулак к сердцу, тем самым ответив на салют мечом стоявшей впереди строя Оли.
Остальной народ во главе с Брано держался позади строгих воинских рядов. Оставленный за старшего в дружине, на время отсутствия воеводы, десятник Хуго Нож, отвечавший за воспитание молодых воинов, вступивших в дружину недавно, отдал Карно рапорт, что в деревне спокойно и никаких происшествий не случилось, на что тот, внимательно его выслушав, отдал команду «вольно». Народ, притихший на время доклада, бурно отреагировал на это восторженным ревом и киданием шапок вверх.
Ольт с удовлетвореньем отметил про себя, как изменился народ в деревне по сравнению с тем, что было раньше. Строй воинов рассыпался по знакомым и родичам, а к Карно тут же подскочил Брано. Нетрудно было понять, что проблем у него скопилось немало и их надо было срочно решить. Но Карно сразу одним только жестом остановил его и со словами:
- Все потом. Сейчас я домой и в баню. Потом придешь и доложишь. – подхватил на руки весело смеющуюся Оли и зашагал к своему дому. Дочка что-то шептала отцу на ухо, а тот только довольно глупо, по мнению Ольта, улыбался и щурился. И ему было глубоко наплевать то, что там думал одни глупый мальчишка.
Ольт пошел вместе с ними, так как их дома находились рядом, и он тоже спешил в родной уже дом, в котором его ждала мать. Истрил сразу, еще при расставании, предупредила его, что не будет встречать его со всеми, а будет ждать на пороге родного жилища. Ольта совершенно не волновали ее женские заморочки, решила она так, значит это правильно, а зачем да почему… Так повелось еще с времен их лесной эпопеи, когда она раненая лежала в шалаше, а он уходил на охоту, на которой мог пробыть и один день, и два. Главное, что она любит своего сына, остальное не важно. И он знал, что к его приходу дома уже будет готов свежий, только приготовленный, горячий обед. Откуда она всегда знала о его приходе, для него было загадкой. Может это было пресловутое материнское чутье? Он не задавался этим вопросом, а просто принимал все таким, каким оно есть и радовался, что ему так повезло.
Встреча их была не такой бурной, как у Карно с Оли. На шею он вешаться не стал, но объятий и материнского поцелуя в лоб удостоился. Карно, вошедший следом с висевшей на шее Оли, получил легкий кивок и ласковую улыбку. По обыкновению, обед проходил у Истрил дома и Карно был не дурак, чтобы отказываться от такой хорошей, а главное удобной традиции. Все-таки поварское искусство Оли явно не дотягивало до умений Истрил. Так как праздничный обед уже стоял на печи и только ждал, когда его подадут на стол, то мужчины не стали долго задерживаться в бане, а, быстренько омывшись, в одних домашних портках и рубахах уселись за стол, на который пыхтящая от усердия Оли уже таскала блюда.
А тут еще Брано ввалился в дом с кувшином спотыкача и самое главное – Вьюн, который, пока они были в походе, вернулся из Узелка. Лазутчик притащил с собой и бочонок пива, купленный в городе. И судя по всему вернулся не пустой, а с новостями. Но он не стал сразу вываливать их за трапезой, а оставили их на потом. Значит, дело не срочное и может подождать. По обычаю, во время обеда и сразу после него об делах не говорили. Еда – дело серьезное и требовала к себе уважения.