Прямо перед глазами сияла полная и идеально круглая, как блин, луна. Настолько большая, яркая, рельефная, что, казалось, протяни руку и коснешься ее пальцами. Там же, где ее свет не закрывал небосвод, сияли разноцветные звезды, рассыпанные как крупа на дороге. А под этой красотой расстилалось бескрайнее зеленое море, застывшее в безветрие, словно спящее, играющее лунным светом, как барашками.
Митька мне показывал и рассказывал — где, что находится. Вон там изогнутая расщелина Большой реки, как каньон. Самой реки не видно за гигантскими деревьями. Справа вдали играл в свете луны какой-то пар, как смог. Это Черный Лес. Вон там, далеко, отсюда не видно, за холмами чернеет пруд, у которого построен Город Мутантов. Туда мы завтра пойдем.
Да, далековато.
Но хотя бы не через Черный Лес идти.
А вот в центре Черного Леса, вещал Митька, Большие Болота. Там живут лешие.
— Да какие лешие? — усмехнулся я.
— Самые настоящие! — уверенно твердил свое Митька. Волосы у него от света луны как на одуванчике горели красным. Смешной.
— Леших не бывает! — сказал я. — Может, это очередной какой-то вид мутантов?
— Нет, — настаивал на своем Митька. — Это точно не мутанты. Это древние люди, они пришли с северных лесов.
Я отмахнулся от него. Несет какой-то бред.
Хотя…
— Слушай, Митька, а это случаем не одна из тех рас, что мне надо будет посетить в ближайшие дни?
Митька, не отрывая восторженного взгляда от луны, пожал плечами.
— Может быть. Это только ты можешь знать. Тебя же Лес призвал, не меня.
Так сказал, будто завидует. Я что, сам напросился? Меня тоже поставили перед фактом.
— Но я не знаю, — сказал я.
— А я тем более, — пробурчал Митька и начал копошиться. — Надо спускаться. Завтра вставать рано.
— Конечно, — сказал я, вздохнул и окинул жадным взглядом лесную долину, пытаясь сфотографировать в памяти этот вид. Когда еще на верхушку такого дерева залезем?
Я повернулся и увидел перед собой черный квадратный колодец теряющейся на дне деревни. Ровный крест улиц, домики малюсенькие, как игрушечные были едва заметны. Людей с такой высоты заметить вообще не представлялось возможным, только если днем. Еще бы — больше сотни метров высоты! У меня аж дух захватило. И страх. Как я обратно-то буду прыгать?
— Митька! — крикнул я вниз. — Ты чего меня тут бросил? Я же не знаю, как надо вниз прыгать, я только вверх умею!
— Да проще простого! — донеслось снизу. — Просто приседаешь и спрыгиваешь!
Сказал! Блин!
Я присел, луна отсвечивала сквозь ветки, расчеркивая белыми слепящими полосами. Где тут нижняя ветка, хрен чего увидишь! А вниз лететь — переломаешься весь, пока долетишь! Митька спускался резво, привычно, похрустывая уже на несколько ярусов ниже.
Ну, Митька!
Что ж, поехали! Один раз живем! Чему быть — того не миновать!
Я перехватился руками, спустил с ветки ноги, опустился на руках. Посмотрел вниз, ища глазами следующую ветку. Придется слегка раскачиваться. Раскачался, спрыгнул — еле-еле попал на нижнюю ветку, зашатался, сердце ушло в пятки, быстро присел, схватился руками, снова спустил ноги и… так далее.
Догнал Митьку почти в самом низу.
— Ты чего меня бросил?
— А чего?
— Я ж не знаю, как спускаться!
— Спустился же, — пожал плечами Митька. — Научился.
— Научился, — передразнил я, ловко спрыгивая с последней ветки на мостки. Те закачались, вдали залаяла собака.
— Да тихо ты! — зашептал сверху Митька. — Здесь надо на руках было спускаться! Ты же мог на мостках провалиться!
— Не провалился же! — сказал я, гордый собой. — Не боись, со мной не пропадешь! Видишь, как я быстро всему учусь!
— Вижу, — пробурчал Митька, плавно опускаясь рядом. — Не переучись только.
И спрыгнул под мостки в траву.
Что он имел ввиду? Я так и не понял.
— Я домой, — крикнул он шепотом снизу. — Завтра с восходом приду!
— Окей! — сказал я, приноравливаясь к прыжку.
— Чего?
— Хорошо, говорю! Жду!
— А! — Митька уже шел вдоль домов под крышами в тени отсвечивающей луны.
Я глянул из колодца наверх. Луны отсюда видно не было. Только свет ее играл на верхних ветках деревьев-гигантов. Вид вообще никакой. Даже мрачный.
Резко похолодало.
Я поежился, вздохнул и побрел к себе.
Ночью мне приснилась какая-то женщина. Может, девушка. Стройная, молодая. Лица ее я не видел. Она стояла спиной ко мне у большого светлого окна и держала что-то в руках, будто бы ребенка грудного. Окно было распахнуто, перед ним колыхались светлые прозрачные шторы. Волосы женщины тоже трепал ветерок. За окном шумел лес — нормальный лес, обычный. Привычный. Птицы разноголосо щебетали. И окно было нормальное — большое.