— Да, кажется. Ты взбежал на пригорок. Я пошел за тобой и услышал, как ты кричишь.
— Что я выкрикивал?
— Грубые слова. — Мальчик замялся под взглядом отца. — Грубые слова. О маме.
Потрясенный и шокированный, Хаксли проглотил вопрос, который хотел задать, встал из-за стола и пошел в сад мимо бледного сына.
Грубые слова о маме…
— Откуда ты знаешь, что мужчина, которого ты видел, был мной? — прошептал он.
Стивен пробежал мимо него, расстроенный и внезапно разозлившийся. Мальчик резко повернулся, глаза вспыхнули, но он ничего не сказал.
— Стивен, — сказал Хаксли, — человек, которого ты видел… он только выглядел, как я. Понимаешь? Это был не я, совсем не я. Он только выглядел как я.
Ответом стало рычание, лихорадочное дикое рычание, в котором было почти невозможно различить слова; оно вылетело из яростного лица, темного мальчишеского лица. Не отрывая глаз от отца, Стивен медленно попятился, уйдя в себя и ссутулившись. Он разозлился по-настоящему.
— Это… был… ты… Это… был… ты…
А потом Стивен побежал, к воротам. Выбежав из сада, он пересек отчаянно пересек поле и нырнул в ближайший лесок.
Хаксли на мгновение заколебался. Не лучше ли будет сначала дать мальчику успокоиться, а только потом расследовать дело? Но его слишком заинтриговало описание призрака, данное Стивеном.
Он подобрал один из передних мостиков Уинн-Джонса и поспешил за сыном.
ДЕВЯТЬ
Как я и предполагал, мальчик заинтересовался, когда я рассказал ему передних мостиках (я назвал их «электрические короны»). Когда я добрался до него, он, дрожа, бродил по опушке, не зная, что делать. Я никогда не видел его настолько расстроенным, даже когда он и Кристиан увидели Сучковика и ужасно перепугались. Я ему рассказал, что мы с УДжи ставили эксперименты, в результате которых видели призраков более отчетливо. Не хотел бы он попробовать? С удовольствием! Я чувствовал себя подлецом из подлецов, так обманывая Стивена, но неодолимое стремление принуждает меня узнать, кем — или чем — является эта «серо-зеленая фигура».
Когда мы вернулись в дом, Стивен оглянулся и нахмурился. Увидел ли он кого-нибудь? Я видел только деревья, волнующиеся под ветром, и колючие кусты, обрамлявшие более глубокие области леса, но ни единого признака человека. Я спросил мальчика, не видел ли он кого-нибудь, но он, мгновенье подумав, покачал головой. Мы вернулись в кабинет, и, через несколько минут, я осторожно поставил «корону» на голову Стивена. Он затрепетал от возбуждения, бедный малыш. Мне пришлось вспомнить указания УДжи двухлетней давности, когда он впервые начал паять это устройство. Всегда сохраняй спокойствие, используя его. И мы добились самых больших успехов именно таким образом, усилили периферийное зрение и восприятие тех пред-мифаго форм, которые могут быть замечены в переделах лесной сети. Проводя эксперимент на Стивене, я совершил ошибку, из-за спешки не заглянув предварительно в блокноты. Нет мне оправдания, просто позор. Результат оказался катастрофическим. Я получил серьезный и отрезвляющий урок.
ДЕСЯТЬ
Стивен не запомнил происшествие с передним мостиком. Электрический разряд вызвал у него истерику и стер из памяти события последних пяти дней. Последнее воспоминание — как он в четверг ходил в школу. Он помнил, как съел ланч и вошел в класс, а потом… ничего. Сейчас он опять счастлив, жар улегся. Прошлой ночью его никто не будил, никакого серо-синего человека он не видел. Я прошелся с ним до опушки леса, потом рискнул войти глубже, по руслу крошечного ручья с его скользкими берегами. Внутри леса я сразу почувствовал пред-мифаго и спросил Стивена, что он может видеть.
Он ответил: «Смешные вещи».
Он улыбался, когда говорил это. Я начал спрашивать дальше, но это было все, что он мог сказать. И он непонимающе посмотрел на меня, когда я спросил о серо-зеленом человеке.
Каким-то образом я уничтожил что-то в нем. Или деформировал. И я очень боюсь последствий, потому что не понимаю, совсем, что сделал. Уинн-Джонс мог бы понять намного лучше, но он исчез. Потерялся. И я не могу заставить себя полностью объяснить, что я сделал Стивену. Эта трусость уничтожит меня. Но пока я не понял, что происходит, пока я не знаю в точности, кто пишет в мой дневник, я должен держаться как можно дальше от трудностей в семье. Я отказываюсь от чего-то в себе ради ясности мысли, которое нарушится, как только я разгадаю загадку. Это просто лимбо!