— Терн. Ты идти с Терн. С Анут. Я. Идти. Томас. Томас к Терн. Фиата!
Она потянула его за руку, и он побежал. Она тут же отпустила его и, сгорбившись, побежала перед ним, ее юбки развевалась. Он спотыкался в темноте, а она, казалось, могла видеть каждую низко висящую ветку и каждый высокомерный корень бука, вылезший на тропинку. Они вошли в лес. Он сосредоточился на ее летящей фигуре, иногда крича, чтобы она шла потише. И каждый раз, когда он растягивался на земле, она возвращалась, беспокойно и нетерпеливо щелкая языком. Она помогала ему встать на ноги, и немедленно тянула в глубь леса, не обращая внимания на риск поломать ноги или лишиться головы.
Внезапно он услышал голоса, ритмичный бой барабана, потрескивание огня… и мелодичное журчание бегущей воды. Она привела его к реке, которая вилась через лес, потом текла через холмистые пастбища и впадала в Эйвон.
За деревьями он увидел костер. Анут опять схватила его за руку и потащила, но не на освещенную полянку, а к реке. Идя вместе с ней, он смотрел на пламя. Темные человеческие фигуры пробегали перед огнем. Похоже, они танцевали. Четкий ритм, словно одна кость бьет по другой. Голоса пели. Язык вроде бы знакомый, но невозможно понять ни слова.
Анут протащила его мимо освещенной светом костра поляны. Он вышел на берег реки, и она ускользнула в темноту. Удивленный, он повернулся и прошипел ее имя; но она исчезла. Он опять посмотрел на воду, поверхность которой, освещенная светом звезд и ущербного месяца, казалась живой. На краю воды рос терн с толстым стволом. Дерево тряслось и шевелилось под ударами вечернего ветра.
Внезапно терн оказался прямо перед изумленным Томасом Уайетом. Он рос, распрямлялся, вытягивался. Появились руку, ноги, зубы и глаза, отражавшие свет луны.
— Добро пожаловать, Томас, — сказало дерево.
Томас шагнул назад, испугавшись приведения.
— Добро пожаловать куда?
Терн засмеялся. Проскрипел человеческий голос, как у чахоточного ребенка:
— Томас, оглянись вокруг. Скажи мне, что ты видишь?
— Темнота. Лес. Река, звезды. Ночь. Холодная ночь.
— Томас, вдохни. Что ты почувствовал?
— Та же самая ночь. Река. Листья и роса. Огонь, я чувствую огонь. И осень. Все запахи осени.
— Когда ты последний раз видел и нюхал все это?
Томас вздрогнул, смущенный странной полуночной встречей.
— Прошлой ночью. Я всегда вижу и чувствую их.
— Тогда добро пожаловать в место, которое ты хорошо знаешь. Добро пожаловать в неизменное место. Добро пожаловать в осеннюю ночь, которую всегда знала эта земля и которой всегда наслаждалась.
— Кто ты?
— Меня знают под многими именами. — Он подошел ближе к затрепетавшему человеку. На фоне облаков корона из боярышника, со странными рогами, казалась сломанным деревом. Когда он говорил, шелестела борода из листьев и длинной травы. Все его тело тряслось, когда ночной ветер касался природной одежды, обвивавшей его торс. — Ты веришь в Бога, Томас?
— Он умер за нас. Его сын. На кресте. Он — Всемогущий…
Терн поднял руки в стороны и оставил их в таком положении. В холодной ночи он стал крестом, а его корона из шипов боярышника — оленьими рогами. Давно забытые старые страхи вновь обрушились на Томаса Уайета и заставили его задрожать. Голоса предков насмехались над ним. Его сознание смущали воспоминания об огненных словах, которые шептали на тайном языке.
— Я — крест Бога, — сказал Терн. — Коснись дерева, коснись острых шипов…
Томас протянул руку, но его действиями руководил кто-другой. Пальцы коснулись холодного плоти человеческого живота. Он почувствовал выпуклую мышцу в поперечной балке, кровавые концы шипов, торчавших из человеческой головы. Он нервно дотронулся до узловатого дерева на бедрах и до гордой ветки, поднимавшейся между ними — под его пальцами она возбудилась, природная страсть, никогда не умиравшая.
— Что ты хочешь от меня? — тихо спросил Томас.
Крест опять стал человеком.
— Ты должен сделать мое изображение в новом святилище. Сделать это святилище моим. Сделать его моим навсегда, независимо от того, кому будут поклоняться в его стенах…
Тамал посмотрел на Повелителя Леса:
— Скажи мне, что я должен делать…
«Все знают», сказал Саймон. Все в деревне. Передают шепотом друг другу. Томас — герой. Все знают. Кроме Томаса Уайета.
— Почему никто не сказал мне? — прошептал он ночи. Он поплотнее натянул куртку и втиснулся в тесное укрытие за стеной бастиона. Встреча с Саймоном потрясла его, очень сильно.
Отсюда, поверх мрачного бесформенного леса, он мог видеть север вплоть до Биддендена. Замок и деревни, которыми он владел, все они были позади Томаса. Он видел только звезды, бледные облака и огонь костра, вокруг которого проходил странный ритуал.