— Я иду с тобой, — крикнул в ответ Фергус, его лицо выражало замешательство и панику. Он был уже по голень в воде. — Я сказал, что пойду с тобой, и я иду. Я не боюсь, Кайлен, действительно не боюсь. Я пересеку реку, и мы убежим вместе, как договорились.
Он зашел глубже, и река поднялась против него. Он шел к порогам, в глазах стояли слезы, лицо искажено страхом. Люди, убившие чужеземца, молча наблюдали за ним, опасаясь за жизнь мальчика и удивленные его мужеством — они не понимали зачем он собирается рискнуть жизнью в самых опасных водах, которые они когда-либо видели.
— О, Фергус, нет… ты должен слушаться меня. Вернись, пожалуйста! Не иди за мной, не выдавай меня… вернись!
Но мальчик упрямо шел дальше, страх затмил его рассудок, храбрость и чувство чести ослепило его, и, к ужасу Кайлена, он не слышал страшных слов своего многолетнего друга.
И Кайлен понял, что очень скоро все на берегу узнают, что пороги и быстрое течение — иллюзия. Вот тогда больше не будет убежища для мальчика и безопасного места для духа девочки, которая однажды сможет вернуть дух жизни народу, такому же далекому и чужому для Кайлена, как и его собственный.
И, тем не менее, остановить его… неужели ему придется разорвать себе сердце и душу и пожертвовать другом ради свободы? Но даже и тогда все будет возможно. Но как может Кайлен спастись, не используя это самое копье, символ мира и сострадания, символ всего, что может сделать нацию великой в другие, более счастливые времена?
И как только он подумал об этом, в его сознании опять возникли отчетливые образы — убийство, бегство, хладнокровный убийца плачущей девочки, мужчина, дорого заплативший за свое преступление, человек, которого угрызения совести и осознание красоты той, кого он убил, превратили из наемника в стража. Он убежал с копьем, создав в уме легенду о сверхъестественном существе в наконечнике. Но там нет никакой магии, сообразил Кайлен. Копье — холодное, смертельное оружие — было всем, что осталось от нее. Именно рогатый человек являлся угрозой для тех, кто преследовал его, человек с памятью, которую надо было уничтожить. Сейчас он мертв, и оружие стало простым оружием. Будет оно уничтожено или нет, это не изменит память о Рианне в далекой земле. Это копье или другое, какая разница, а вот слова, легенда — это действительно важно.
Достаточно взрослый, чтобы осознать эту простую правду, Кайлен был слишком молод, чтобы сообразить — чем проще символ, тем лучше он служит иллюзии надежды. Он швырнул копье на другой берег и равнодушно смотрел, как чужеземцы уничтожают его. К тому времени, когда Фергус, с сияющим лицом, вышел на ближайший берег, чужаки уже ушли.
Кайлен отвернулся от своего друга и спокойно пошел от реки.
Время дерева
Все знаки говорят о том, что долгая зима идет к концу. Огромное пространство тундры, странного голубоватого оттенка, все еще мерцает и дрожит под кусачими ветрами раннего утра. Тем не менее на юге, ниже вспухшего холма с глубоким озером посреди, Пупа, уже видны признаки зелени. Я уверен, что свежая и энергичная трава уже начала распространяться по земле. С мой постоянной точки зрения трудно смотреть далеко на юг, но иногда запах новых лугов и цветов сменяет холодный и жалящий зимний ветер и вонь тундры.
И мне не так холодно.
День разгорается, и тундра слегка подсыхает. Ее скользкий блеск тает, и я представляю себе, что воздух наполнен жужжанием и гулом насекомых. Озеро, однако, остается полным. Я бросил игру — попытки осушить его. Вода богатая и застоявшаяся. Я не могу видеть достаточно ясно, но я представляю себе густую, изобилующую паразитами зелень, которая кормится медлительной и мертвой жизнью, падающей в мрачные глубины озера. И, как доказательство приближающейся весны, на его краях ростут тростники. Опять, мне тяжело видеть детали, но их крошечную поросль трудно не заметить, и ветер из северных пещер хватает и дико трясет высокие головки тростника.
Я подозреваю, что мигрирующая птица-жизнь уже поселилась на берегах озера. Если бы я увидел ее, то, конечно, не сомневался бы. Однако кое-что не вызывает сомнений: я чувствую темное движение на просторах тундры, в маленьких долинах между Грудными холмами. Это ближе к моей точке наблюдения, и здесь моя лупа более эффективна: я могу точно сказать, что от земли отделилась тень. Быть может это ничего не значит, и это просто тень от облака. Но мне кажется, что я являюсь свидетелем первой миграции — возвращаются стада каких-то оленей, возможно северных. Мои сны часто наполнены странными дикими криками.