За спиной Одноглазого фыркнул зубр. Он резко повернулся, но не увидел ничего. Тогда он пошел вперед, прислушиваясь к каждому звуку чудовища за своей спиной, и пришел к Тому-Кто-Носит-Красное-Копье. Лучший охотник племени стоял спиной к Одноглазому, согнувший, ожидая зубра и собираясь бросить ему вызов. Одноглазый услышал, как тот фыркает в тумане, и сообразил, что зверь может появиться в любое мгновение, после чего Красное Копье либо убьет, либо будет убит. Но этому не бывать! Вспомнив, какой он нарисовал охоту и то, что он вложил жизнь Красного Копья в собственные руки, Одноглазый двинулся вперед.
Он поднял копье повыше и изо всех сил метнул его в середину обнаженной спины охотника. Красное Копье закричал и выгнулся назад, и Одноглазый увидел копье, на два фута вышедшее из груди лучшего охотника племени. Кровь хлынула на блестящие от пота ноги, и через несколько мгновений обнаженный труп Красного Копья лежал у ног Одноглазого.
В тот момент, когда он уже хотел осквернить тело рубилом, на Одноглазого упала тень, и он застыл. Выпрямляясь, он сообразил, что за его спиной кто-то тяжело дышит, и он слышит утробный рев дикого зверя…
— НЕТ! — заорал он, резко поворачиваясь и с ужасом глядя на черного зверя, нависшего над ним. — НЕТ! — Его руки взлетели к лицу, он попятился и спотыкнулся о тело Красного Копья. Монстр шагнул вперед, встал на задние лапы и потянулся вниз передними. Сверкнули когти, длиной в предплечье человека, и вонзились в художника, схватив его чуть ниже горла; потом зверь разорвал человека сверху донизу, распотрошил его и, последним толчком окровавленных лап, отбросил его на двадцать футов. В последнюю секунду жизни, уже лежа на траве, Одноглазый успел оценить своего убийцу. Похож на медведя, но все-таки не медведь — морда длинная и перекошенная, слишком длинные зубы, и слишком белые. Глаза огромные и внимательные, глаза мертвого человека, а не живого зверя. И мех… непохожий на мех других медведей, которых художник когда-либо видел. Он был черный и красный. Черный и красный!
А потом осталась только боль, страшная боль и вид собственной крови и внутренностей, выплеснувшихся на траву. Потом темнота, темнота смерти.
Сидя на корточках во входе в пещеру-святилище, мальчик дрожал, пока над головой скользили черные грозовые облака и стегал ветер с северных ледяных пустошей, прогоняя туман и открывая травянистые луга глазам доведенных до отчаяния женщин.
Охотники вернулись поздно, очень поздно. Испуганные женщины плакали и выли. Они разожгли огромный костер, маяк для их мужчин, и вскоре, усталые и окровавленные, без копий и без добычи, несколько выживших охотников вернулись в лагерь.
Мальчик заполз в глубь пещеры, туда, где горел маленький костер, освещавший рисунки и картины на стене. Он протянул руку и обвел фигуру отца, потом перенес палец на фигуру Одноглазого, готового бросить копье. Затем пальцы мальчика нащупали фигуру огромного медведя, стоящего на задних лапах, его тело было нарисовано красной охрой и черной обожженной палочкой, а белые зубы — корнем камедного дерева. Мальчику потребовалось много времени, чтобы нарисовать медведя, и он очень гордился рисунком. Он даже не знал, что его медведь не слишком походил на настоящих медведей, рыскавших по тундре — он никогда не видел ни одного.
Он уселся на пол и еще раз посмотрел на огромную фигуру, которая, казалось, стремилась к маленькому Одноглазому, танцуя среди других охотников, которых мальчик нарисовал раньше.
Потом мальчик засмеялся, протянул руку и закрасил черным изображение своего учителя. Одноглазый не вернется. Теперь у племени новый художник.
Скэрроуфелл
1
В темноте, в мире ночных кошмаров, она пела короткую песню. В маленькой комнате, за задернутыми шторами, ее слабый испуганный голос шептал во сне:
Без мелодии, без времени, без конца повторяемая в ночи, и вскоре ночной кошмар стал еще хуже. Она сбросила на пол одеяло и стала звать маму, все громче и громче: «Мама! Мама!», пока не села в кровати, тяжело дыша и плача.