Джинни побежала к церковной площади по той самой дроге, по которой должна была пройти колонна танцоров. Она чувствовала в глазах слезы, слезы разочарования, гнева и раздражения. Каждый год она глядела на эту процессию из своего сада. Каждый год! Почему мама не разбудила ее?
Она любила шествия, ряды танцоров в белых плащах и черных шляпах, ленточки, цветы, колокольчики, привязанные к щиколоткам, коленям и локтям, мужчины на палочках с лошадиными головами, дураки со свиными пузырями на палочках, женщины в кружащихся юбках, Такеры, Пикерманы, Узеры, чернолицые Скэрроумены… все они идут мимо дымящихся костров к южным воротам, каждый поворачивается и делает знак мира, а потом прыгает и приплясывает по дороге, умудряясь бить в барабан, меланхолически плакать на скрипке, брать печальные аккорды на аккордеоне или испускать трели на губной гармошке.
И она это пропустила! Проспала! Осталась в мире ночных кошмаров, где ее преследовал призрачный слепой…
На бегу она плакала от разочарования!
Она остановилась на краю площади и, переведя дыхание, стала выискивать глазами Кевина, Мика или любого другого из их маленькой банды, имевшей лагерь в земляных стенах старой крепости. Но она не видела их. Тогда она перевела взгляд на ряды молчаливых танцоров. Они распределились по площади и стояли, линии мужчин и линии женщин, лицом к покойничьим воротам на кладбище и открытым дверям церкви. И они стояли в абсолютном молчании. Казалось, они даже не дышали. Иногда, прокладывая себе дорогу в церковь, где беспокойно жужжал голос Горгульи, она задевала одного из них, и тогда звенел бубен или устало вздыхал аккордеон. Мужчина, державший инструмент, взглядывал на нее и улыбался, но она знала, что не стоит беспокоить Скэрроуменов, когда из церкви доносится голос священника.
Пригнувшись и сделав знак мира, она прошла через ворота, под лилиями и розами, перепрыгнула через порог и влетела в мрачную, заполненную народом церковь.
Священник уже заканчивал проповедь, обычную скучную проповедь в праздничный день.
— И мы клянемся, — нараспев произнес мистер Эшкрофт. — Мы клянемся верить в жизнь после смерти, клянемся верить в Бога, который больше, чем само человечество…
Она увидела Кевина, который стоял, ерзая, между родителями, четыре скамьи вперед. И нет даже следа Майкла. Но где же ее мама? Впереди, почти наверняка…
— Мы верим в воскрешение Мертвого и верим в искупление. Вместе с теми, кто умер до нас, мы клянемся, что соединимся с ними в великой Славе нашего Повелителя.
— Кевин! — прошипела Джинни. Кевин заерзал. Священник продолжил жужжать.
— Мы клянемся все этим, и мы верим во все это. Наше время в физической реальности — время испытания, время поверки, проверки нашей чести и нашей веры, веры в тех, кто ушел не на совсем и ждет, чтобы воссоединиться с нами…
— Кевин! — опять позвала она. — Кевин!
Ее голос прозвучал слишком громко. Кевин оглянулся и побелел. Его мать тоже оглянулась, потом опять повернулась к проповеднику, использовав локон его курчавых волос, чтобы показать, что она имеет в виду.
Его крик даже услышал сам Гаргулья, которые слегка заколебался, но потом закончил проповедь:
— Этот ослепительный свет стоит за праздником «Канун Повелителя». Не думайте о Смерти, думайте о Жизни, которую наш Повелитель приносит нам.
Где же ее мама?
Перед тем, как она успела подумать еще, чья-то рука схватила ее за плечо и потянула назад, к порогу церкви. Она, протестуя, посмотрела вверх и увидела мрачное лицо мистера Бокса, глядевшее на нее.
— Джинни, выйди наружу, — сказал он. — Немедленно.
Внутри паства начала распевать молитву Повелителю.
Он толкнул ее к розовым воротам, за которыми Узеры и Скарроумены ждали окончания службы. Чувствуя себя несчастной она пошла к ним и, проходя мимо самого близкого к ней мужчины, ударила в его бубен. На тихой летней площади раздалось громкое звяканье бубенчиков.
Мужчина не пошевелился. Она остановилась и вызывающе уставилась на него, потом опять ударила в бубен.
— Почему вы не танцуете? — крикнула она ему. Он не обратил на нее внимание, и она крикнула опять: — Почему вы не играете? Играйте! Танцуйте по площади! Танцуйте! — Ее голос сбился на пронзительный крик.