Два месяца моего субъективного времени не сделали ничего, чтобы заглушить мое желание по отношению к Ивонн, но меня, как предположительно бесстрастного наблюдателя, больше беспокоило чувство возмущения, которое я начал испытывать, возмущения, направленного на молодого человека, за которым я наблюдал; я видел, как он изобретает самые разные схемы, чтобы избежать родительского наказания за то, что возвращается домой так поздно.
Жозефина смотрела через мое плечо, как Мартин шел через окружающую среду, не обращая внимания на наблюдателей и беспокоясь только о несуществующих формах, ждавших его дома. Ивонн, из дома которой он только что вышел, уже легла в кровать и — как нам показывали мониторы — мирно спала. В течении часов своего сна она постареет на месяц.
Сегодня вечером они обращались друг с другом как взрослые, их зрелость стала более, чем очевидна. Я видел, как они поцеловались в тени того самого первого дуба, которым Мартин заинтересовался четырнадцать его лет назад. Он держал ее, исследовал ее и я мог чувствовать то, что он чувствовал, когда его пальцы сжимали ее тело.
Жозефина отвернулась и сидела, глядя в пространство. И я был рад этому, потому что мое лицо горело и я чувствовал, как трясутся руки, когда я управлял удаленными сенсорами, записывавшими все сердцебиения и изменения температуры; сенсоры также сообщали мне, если происходило что-то ненормальное в физическом и психологическом ответе молодых людей на любовную игру. Моему страдающему эго не приносила удовлетворения зеленая панель, на которой мигало «нормально» — оно считало это повторяющимся оскорблением.
Той ночью, когда я и няня следили и проверяли каждого из них, я задержался у Мартина, отметив его вздыбившуюся мужественность и непреднамеренную эякуляцию, которая произошла, когда мои пальцы дотронулись до него во время поверхностной проверки. Я ненавидел его молодость, я ненавидел его привлекательную внешность; я ненавидел самоуспокоенность, с которой он спал, я ненавидел то, что он имеет полное право на все, что было Ивонн. Я ненавидел его сны. Я никогда не знал в точности, что он видит во сне, но сама моя неуверенность рождало чувство, которое временами душило меня. Так что я ненавидел его и за это.
Прошли три ночных смены, и я получил обнадеживающую новость от своего адвоката — официальный развод произойдет в течении нескольких дней, — за которой последовало сообщение о том, что моя месячная стипендия существенно уменьшается; а вот это делало мою холостяцкую жизнь очень трудной. В начале марта Жозефина закончила колдовать по ночам, и теперь со мной сидел напряженный и неитересный мне МакКриди. Я спросил себя, знает ли он о чувствах Жозефины, обнаружил ли он угасший энтузиазм… Заметил, почти наверняка. Возможно он даже сказал ей об этом. С каждым прошедшим днем он все больше уходил в себя.
Поскольку мне не о чем было говорить с этим напряженным молодым человеком, отдававшим приказы, я наблюдал за Ивонн с бо́льшим, чем обычно вниманием — и с бо́льшим, чем я бы хотел.
Сейчас она была худой и длинноволосой, ее маленькие совершенные груди казались полнее за привлекательными блузками, которые она носила. Она работала в вымышленном офисе и использовала каждую возможность, чтобы повстречать Мартина в парке. И в третью ночь мая, в мой последний ночной день…
Я должен записать это в отчет ради полноты.
Обнявшись, они простояли несколько минут под деревом, целуясь и лаская друг друга, потом разделись, и он овладел ею; записывающие приборы показали, что его сердце билось со скоростью 137 ударов в минуту, температура тела повысилась на 0.5 градуса, он потерял немного крови и слёзной жидкости…
И так далее и тому подобное, и как Ивонн закричала, когда значительное мгновение в плане жизни было достигнуто и пройдено.
С точки зрения Ивонн прошло пять лет после потери девственности, и только тогда я перестал чувствовать боль от этого события. Стояло начало мая, первый по-настоящему теплый день в году. Долгосрочные прогнозы погоды обещали такое же жаркое и душное лето, как и прошлое, и мысль об этом не слишком радовала персонал института.
Я посмотрел на Ивонн и на Мартина, и увидел взрослых людей. Ивонн, полноценная прекрасная женщина, радующаяся жизни и любви, почти неистово голодная по мужу. Мартин, сильный и стройный мужчина, темпераментный, с большой бородой. Было трудно вспомнить, что еще год назад они были детьми.
Годы между двадцатью пятью и тридцатью прошли обычно и без происшествий. Наш первый отчет, от пятого августа, заканчивался словами: «Во всех аспектах своей жизни эти два объекта являются нормальными тридцатилетними людьми. Эффект Хронона виден только в ускорении их темпа развития, причем поддельные воспоминания, имплантированные в них, похоже полностью компенсируют ускорение их жизней. Нет никаких свидетельств, что объекты потеряли психологическую стабильность и устойчивость тридцатилетних людей. Кроме того, нет никаких свидетельств, что объекты подозревают об их настоящем положении. Эксперимент продолжается».