Дневник. Толстый, пыльный дневник в кожаном переплете.
Я вытаскиваю его, и прямо там, на лицевой стороне, стоят инициалы отца: Д.П., 1989 год —
Я беру его на стол, открываю на первой странице и начинаю читать.
* * *
Июнь 10, 1989.
8:35 утра.
Вот он, выпускной день. Все остальные, кого я знаю, испытывают смесь эмоций: волнение перед летними каникулами, беспокойство по поводу переезда и всех решений, которые придут с поступлением в колледж осенью. На чём они будут специализироваться, где будут жить? Понравятся ли им их соседи по комнате, понравятся ли им их профессора? Действительно ли колледж будет чем-то отличаться от средней школы? Будут ли те, кто смог преуспеть в своих классах, по-настоящему прилагать усилия для получения выбранных ими степеней? Как наша выпускница, которая сказала всем, кто был готов слушать, что на следующей неделе она начинает летние занятия в Йельском университете, справится ли она с переходом от маленького пруда к большому? Останется ли она по-прежнему крупной рыбой или сведёт себя с ума, пытаясь конкурировать с тысячами других таких же учеников, как она?
Но выпускной день — это не первый шаг к моему будущему. Это последний шаг в моём прошлом. Папа сегодня официально уходит на пенсию. Пока я пишу это, он в своём последнем патруле, и сегодня днём, сразу после церемонии вручения дипломов, я сам проведу дневной патруль.
Папа говорит мне, чтобы я не волновался, что он облегчит мне роль главного стража, и даже тогда я не буду один. Его тело не позволит ему полностью игнорировать лес, пока он не умрёт и не будет похоронен. И, конечно же, есть Джо — мой постоянный связной с советом. Тем не менее, это одинокое чувство, знать, что это всё, чем когда-либо будет моя жизнь.
Мечтать о чём-то другом бессмысленно.
Июнь 10, 1989.
9:05 вечера.
Отправил двух путешественников обратно сегодня днём. Парень из Чикаго 1964 года и женщина из Лондона 1602 года.
Теперь, когда солнце, наконец, зашло, мы собираемся поужинать, чтобы «отпраздновать».
Какая ирония.
Июнь 17, 1989
10:45 вечера.
Джо взял меня на мою первую встречу в качестве основного стража. Это единственное, чему, по словам папы, он больше всего рад, что ему больше никогда не придётся посещать их штаб-квартиру. До этого я был только на одном собрании, когда мне было десять лет, и папа должен был соблюдать какой-то архаичный ритуал, в ходе которого совет признал, что я начну своё обучение в качестве стража. Тогда это было намного интереснее, прежде чем я понял, что это за судьба на самом деле.
Тюремное заключение.
Сегодня трое путешественников. Сан-Франциско, 1911 год.
Йоханнесбург, 2026. Теночтитлан, 1456 год.
Хотя по этим первым записям это звучит не так, я знаю, что папа и дядя Джо очень скоро стали лучшими друзьями, и к тому времени, когда папа женился, а мама была беременна мной, они с Джо уже были как братья. Были альбомы с фотографиями, где они втроём сидели перед рождественскими ёлками или за кухонным столом, водили меня в зоопарк, когда я была маленькой, или провожали в первый день в школу. Куда бы ни пошли папа и мама, дядя Джо следовал за ними.
Оказывается, отношения отца с лесом всегда были противоречивыми, но записи в дневнике становятся менее враждебными, чем старше он становится. Хотя он прямо этого не говорит, я думаю, что причиной этого является мама.
События снова начинают меняться в ночь перед моим десятым днём рождения. Папа пишет о том, как он собирается рассказать мне о лесе утром, направляя меня на путь, который формировался веками, но он сомневается в этом. «Как я могу, с чистой совестью, — пишет он, — подвергнуть свою дочь той же участи, которая привязала меня к этому месту все эти годы? Как я могу отнять у неё мечту о том, что она сможет стать кем захочет, когда вырастет? Как я могу приковать её к этому месту на всю оставшуюся жизнь?»
Но у него нет выбора. Я была закована в кандалы с самого рождения, как и все Пэриши до меня.
Уже четыре утра, когда я бегло просматриваю записи и добираюсь до папиного прошлого года. Эти записи труднее читать. Штрихи пера темнее, как будто он пытался пробить чернилами бумагу, а на полях сбоку нацарапаны заметки, похожие на запоздалые мысли: В чём смысл? Неужели это действительно всё, что есть? Всё, что когда-либо будет?