На набережной Гран-Огюстен Феро прибавил скорость. Набережные Конти, Малаке, Вольтера. Он свернул на скоростной путь вдоль берега и влился в поток автомобилей. Пропустив вперед две машины, Жанна поехала следом. Все шло хорошо. Не спуская глаз с Феро, она успевала любоваться вечерним городом. Мосты в сумерках загорались огнями. Здания на правом берегу окутывала густая тень. Сена тяжело катила плотные, словно грязевые потоки, волны. И этот необъятный розовый свет, опускавшийся на город подобно савану. Феро все ехал. Но куда?
Миновав мост Согласия, он взял левее и въехал в короткий туннель, ведущий к дорожной развязке. На мосту Инвалидов повернул направо, пересек Сену, снова свернул направо и по набережным добрался до моста Александра III. Жанна было подумала о «Show-Case», новом модном клубе под мостом. Но Феро припарковался у садов, окружающих Гран-Пале, убрал в седельную сумку шлем и пешком двинулся к проспекту Уинстона Черчилля.
Жанна последовала за ним и припарковалась у подножия одной из квадриг Гран-Пале. Упряжка диких коней, рвущихся вверх со стеклянной крыши. Феро направился к входу во дворец. Жанна вспомнила, что в музее проходит выставка «ВЕНА-1900», посвященная художникам Венского Сецессиона. Климт. Эгон Шиле. Мозер. Кокошка. В голове мелькнула нелепая мысль: очень кстати, ей давно хотелось ее посмотреть.
Психоаналитик уже поднимался по ступеням. Она ускорила шаг, угадывая высоко над головой гигантский купол из стекла и стали, собирающий солнечный свет подобно гигантской линзе. Она чувствовала себя крошечной и вместе с тем легкой, взбудораженной, опьяненной вечерним Парижем, тающим в закатном свете.
Феро как сквозь землю провалился. Видно, у него есть пропуск, чтобы не стоять в очереди. В длинной очереди на ночную выставку, тянувшейся в противоположную сторону, к Елисейским Полям. Жанна покопалась в сумке. У нее тоже был пропуск. Трехцветная карточка, выданная ей по указу президента. Годится для обысков, сгодится и для венских художников.
Через несколько минут она входила на выставку. Ей подумалось, что эти золотистые, красноватые и коричневатые полотна — огромный занавес над сценой, где разыгрывается еще более обширное и богатое действо, в котором смешались все искусства. Вена начала XX века, когда все достигло расцвета: живопись, скульптура, архитектура, а благодаря Малеру и в скором времени Шёнбергу — музыка… Не говоря о фундаментальном перевороте, ставшем фоном этого действа, — психоанализе.
В нескольких шагах от нее Феро, не торопясь, вглядывался в каждую картину. У него не было каталога. И на названия он не смотрел. Похоже, он здесь не впервые. Вспотевшая Жанна расслабилась и тоже без спешки принялась любоваться полотнами. В первом зале царил Климт. Как всегда, ее потрясло своеобразие этого художника. Каждый оттенок. Каждая линия. Каждый рисунок. Все буквально кричало о разрыве с тем, что писалось прежде. Но этот разрыв дышал нежностью. Размытые цветовые поверхности, напоминающие японские гравюры. Утонченные сочетания красок. Мазки золота. Игра эмалей, жемчугов, цветных стекол, бронзовых пятен…
И женщины. Уснувшие феи с длинными медовыми волосами, укрывшиеся среди рисунков одновременно строгих и экстравагантных. Каждую женщину, охраняя ее сон, окружал симметричный узор: изображения и изгибы тянулись в ряд, как рисунок на ткани. А иногда полотно казалось расплывчатым, водянистым. Пряди вились, словно рыжие водоросли. Сквозь прозрачные воды пробивались вспышки золота и жемчуга, танцуя под толщей сверкающей смолы. Взгляд, ум, сердце буквально утопали в этих полотнах…
Феро застыл перед небольшой картиной меньше метра в высоту. «Сейчас», — подумала она. Двинулась в его сторону, собираясь просто встать рядом. А там посмотрим. Во рту пересохло, ноги стали ватными. Она подошла, повторяя про себя несколько комплиментов, которые ей делали в последнее время. Сравнение с абсентом, придуманное Тома. Замечание Тэна о том, как она массирует себе затылок. Слова секретарши Клер о ее сходстве с актрисой Джулианной Мур…
Она стояла рядом с Феро не меньше минуты, не шевелясь, перед картиной, которой не замечала.
И он только что произнес… Голос, который она так часто слышала в наушниках, теперь раздался у самого ее уха…
— Про… Простите?
— Я сказал, что каждый раз при виде этой картины вспоминаю Бодлера: «Я грязь смешал и золото добыл…».
Жанна едва не расхохоталась. Мужчина, который с ходу цитирует Бодлера, явно не дозрел до сайта знакомств. Хотя почему бы и нет? Она вгляделась в полотно Климта. Это был поясной портрет очень бледной женщины в бирюзовом платье на оранжевом фоне.