- Митька! – крикнул я вниз. – Ты чего меня тут бросил? Я же не знаю, как надо вниз прыгать, я только вверх умею!
- Да проще простого! – донеслось снизу. – Просто приседаешь и спрыгиваешь!
Сказал! Блин!
Я присел, луна отсвечивала сквозь ветки, расчеркивая белыми слепящими полосами. Где тут нижняя ветка, хрен чего увидишь! А вниз лететь – переломаешься весь, пока долетишь! Митька спускался резво, привычно, похрустывая уже на несколько ярусов ниже.
Ну, Митька!
Что ж, поехали! Один раз живем! Чему быть – того не миновать!
Я перехватился руками, спустил с ветки ноги, опустился на руках. Посмотрел вниз, ища глазами следующую ветку. Придется слегка раскачиваться. Раскачался, спрыгнул – еле-еле попал на нижнюю ветку, зашатался, сердце ушло в пятки, быстро присел, схватился руками, снова спустил ноги и… так далее.
Догнал Митьку почти в самом низу.
- Ты чего меня бросил?
- А чего?
- Я ж не знаю, как спускаться!
- Спустился же, - пожал плечами Митька. – Научился.
- Научился, - передразнил я, ловко спрыгивая с последней ветки на мостки. Те закачались, вдали залаяла собака.
- Да тихо ты! – зашептал сверху Митька. – Здесь надо на руках было спускаться! Ты же мог на мостках провалиться!
- Не провалился же! – сказал я, гордый собой. – Не боись, со мной не пропадешь! Видишь, как я быстро всему учусь!
- Вижу, - пробурчал Митька, плавно опускаясь рядом. – Не переучись только.
И спрыгнул под мостки в траву.
Что он имел ввиду? Я так и не понял.
- Я домой, - крикнул он шепотом снизу. – Завтра с восходом приду!
- Окей! – сказал я, приноравливаясь к прыжку.
- Чего?
- Хорошо, говорю! Жду!
- А! – Митька уже шел вдоль домов под крышами в тени отсвечивающей луны.
Я глянул из колодца наверх. Луны отсюда видно не было. Только свет ее играл на верхних ветках деревьев-гигантов. Вид вообще никакой. Даже мрачный.
Резко похолодало.
Я поежился, вздохнул и побрел к себе.
Ночью мне приснилась какая-то женщина. Может, девушка. Стройная, молодая. Лица ее я не видел. Она стояла спиной ко мне у большого светлого окна и держала что-то в руках, будто бы ребенка грудного. Окно было распахнуто, перед ним колыхались светлые прозрачные шторы. Волосы женщины тоже трепал ветерок. За окном шумел лес – нормальный лес, обычный. Привычный. Птицы разноголосо щебетали. И окно было нормальное – большое.
Глава 8. Долгие проводы.
Я проснулся от нудного тихого стука.
Светало. Мутный туманный утренний свет кое-как пробивался в маленькие окошки. На окне я увидел того, кто меня разбудил в такую рань – муха. Жирная такая она ползала по стеклу, набираясь сил, потом взлетала и с размаху шмякалась в стекло. Размером с боб или вишню (в моем мире) эта толстая черная зараза тупо билась в светлый проем, пытаясь безуспешно вылететь. Раз пятнадцать-двадцать подряд, потом садилась на стекло, отдыхала и по новой.
Чтоб тебя!
Встать, шлепнуть ее?
Но она такая огромная, что пятно на пол окна останется, отмывать потом. Ну ее!
Я забрался с головой под шкуру, надеясь не слышать отвратительные жирные шлепки и еще подремать. Где там!
Ладно, придется вставать.
Рассвело, значит с минуты на минуту прибежит рыжий Митька – все деревенские рано встают. А это поселение точно имело именно деревенский уклад.
Я вылез из-под шкур, зябко поежился, быстро оделся, умылся. Кофейку бы сейчас! Но где ж его взять в этом средневековье. Лучшее, чего можно было ожидать только чай на травах. А у меня, точнее у Никифора, они, интересно, в хозяйстве есть? Должны быть.
Вот интересно: тело Никифора, а потребности в кофе мои. Психологическая зависимость?
Я пошарил на полках в коробочках и баночках. Что-то нашел, понюхал – вроде то, а, может и нет. Решил не рисковать, подождать Митьку. А то заваришь еще что-нибудь не то, только хуже сделаешь. Вообще-то и отравиться запросто можно.