Софья Андреевна была, подобно Зориной, вдовой какого-то гвардейца. Она получила институтское образование, бывала за границей, любила читать французские романы, восхищалась произведениями Жорж Занда, курила пахитосы и толковала, выпуская струйки дыма, о женской «эмансипации». Высокая ростом, стройная, еще сохранившая остатки свежести и даже красоты, эта тридцатипятилетняя женщина, казалось, была создана для гостиной, для светской болтовни. С нею можно было проболтать в течение целого вечера о самых высоких, о самых современных предметах, не скучая и не замечая, что эта женщина схватила только кончики и отрывочки всех этих вопросов, что они для нее имеют теперь такое же значение, какое прежде, в годы ее молодости, имели для нее открытые плечи, обнаженные руки, распущенные локоны, — то есть значение приманки. Ее рекомендовал на место Свищов, по-видимому, поддавшийся обаянию ее прелестей со свойственной ему податливостью любвеобильного сердца. Графиня Белокопытова взглянула подозрительными глазами на неувядшую красоту, на бойкость, на щеголеватость этой женщины и уже готова была отказать ей в просьбе о поступлении на место начальницы и определить в приют старуху, но Свищов, всегда оживлявшийся, когда дело шло о защите хорошенькой женщины, отстоял свою кандидатку, настроил княгиню Гирееву на свой лад, подзадорил графа Белокопытова — одним словом, произвел такую агитацию, вследствие которой в общем собрании комитета благотворительных учреждений графов Белокопытовых большинство членов согласилось с его мнением. Он даже произнес нечто вроде речи. В это время речи уже начинали произноситься всеми.
— Многоуважаемая Дарья Федоровна, — говорил он в заседании комитета, — полагает, что Софья Андреевна Вуич слишком молода для такой обязанности, как обязанность начальницы приюта… Но это… это, можно сказать, находка. Да, именно находка!.. У нас была уже пожилая начальница, и что же вышло? Спрашиваю вас, господа: что вышло?.. Упущения, злоупотребления, беспорядки, распущенность детей… Помилуйте, могло ли иначе быть?.. Она была стара, слаба: она не могла усмотреть за всем, у нее не было этой… этой расторопности… да, да, именно расторопности… А между тем девочки — это огоньки, огоньки!.. Нужны глаза да и глаза за ними, нужны крепкие руки, чтобы удержать их в узде…
— Ах, их нравственность в ужасном положении! — вздохнула Дарья Федоровна и обратилась к богу: — Господи, сохрани их!..
— Совершенно справедливо, совершенно справедливо! Нравственность в ужасном положении! — оживился Свищов. — Но от чего? Оттого, что слепые глаза не могли уследить за нею, дряблые… да, именно дряблые руки ив могли сдержать их… Конечно, Софье Андреевне можно отказать в ее просьбе, можно найти другую… какую-нибудв старуху, но в таком случае, говорю вам, мы снова оставим приют при старых порядках… Нам нужно обновить его… прогрессировать… Этого требует дух времени…
— Я решилась церковь построить, — произнесла графиня. — Пусть ежедневно, ежечасно вид храма божия напоминает детям об их отце небесном…
— Ну, матушка, теперь не из чего нам храмов строить, — произнес с раздражением муж Дарьи Федоровны. — Это опять новые выдумки!
— Я ни у кого не прошу, я из своих сумм строю церковь, — ответила Дарья Федоровна. — Это не касается комитета…
— Но это меня касается! Я не желал бы этого, — горячо и строго промолвил граф, сильно напирая на слова «меня» и «я».
Свищов поспешил прервать начинающуюся ссору супругов.
— Мы, однако, уклонились, — начал он, — уклонились от вопроса о начальнице.
— Да, но вы понимаете, что вопрос о постройке храма очень важен, — загорячился граф Белокопытов.
— Позвольте собрать голоса, — произнес с секретарской вежливостью и скромностью Ермолинский, приподнимаясь на четверть от стула и выставляя туловище вперед.
Свищов бросил ему одобрительный взгляд.
— Кажется, почтенный Александр Николаевич достаточно сильно разъяснил вопрос, — скромно и мягко продолжал Ермолинский, выдвинув еще немного свое туловище над столом, — и господа члены комитета могут приступить к решению вопроса, тем более, что комитету придется нынче рассмотреть еще множество поступивших на имя председательницы просьб.
— Да, да, этот вопрос нужно решить, — заговорили члены, испуганные множеством просьб, ожидающих решения и готовящихся затянуть и без того скучное собрание.
Началась подача голосов; оказалось, что за Софью Андреевну были все, за исключением председательницы и самого Ермолинского.