Катерина Александровна пожала плечами и отвернулась. В последнее время она все более и более избегала раздражений и неприятностей, начав особенно сильно дорожить своим спокойствием и здоровьем, о которых прежде заботилась слишком мало. Она все чаще удалялась одна в свою комнату и заботливо шила какие-то маленькие принадлежности детского белья. Любуясь ими, она думала: «О, если бы это был мальчик. Если бы он был похож на него! Я буду заботиться о нем, я выращу его честным, хорошим человеком. Я пожертвую всем для его счастия, чтобы он никогда, никогда не разошелся со мною, не отвернулся от меня. Он будет моею гордостью, моею радостью… Но я так часто волнуюсь, так тревожусь… Это вредно для него… Он должен быть здоровым… Я должна беречь себя для него. О, как я люблю его!» И она старалась быть спокойнее ради того маленького создания, которое должно было родиться на свет. Она жила теперь только мыслью о нем. Но ее усилия не увенчивались успехом: спокойствия не было. После последних переговоров в семье сделался раскол: на одной стороне стояли Катерина Александровна, Александр Флегонтович, Антон, Леонид и маленькая Лидия; на другой находились Марья Дмитриевна и Данило Захарович, привлекшие к себе, к несчастию, и Мишу. Миша ясно видел, что мать и дядя только балуют его и потакают его выходкам, а сестра и ее сообщники стараются останавливать его от его привычек, иногда смеются и острят над ним. Данило Захарович даже попробовал еще более вооружить Мишу против сестры, видя, что мальчик все-таки начал отчасти увлекаться обольстительной картиной житья в семье, на свободе.
— Муштровать, брат, хотят тебя, — говорил Боголюбов, трепля по плечу Мишу. — Каждый командовать станет! Кто хлебом кормит, тот и бьет. Оставайся-ка лучше в училище, там по крайней мере свой брат товарищ помыкать не будет, а тут и Антон — и тот старшим будет. Смотри, как важничает!
— Да уж, голубчик ты мой, потерпи лучше, в чужом месте поживи, после слаще будет, — гробовым голосом советовала Марья Дмитриевна. — И мне несладко живется здесь, а тебе будет еще того хуже.
Миша хмурился и подозрительно смотрел на сестру и ее друзей. Среди этого разлада один штабс-капитан в младенческом неведении воображал, что все идет отлично и говорил длинные речи, которых никто не понимал и с которым потому все безусловно соглашались.
Семья уже собиралась на дачу. Особенно спешила отъездом Катерина Александровна.
— Да, Саша, теперь мне нужен чистый воздух, — говорила она мужу. — Кажется, скоро…
— Береги себя, милая! — нежно говорил он, покрывая поцелуями ее руки. — Марья Дмитриевна еще ничего не энает?
— Кажется, нет… Я не хочу говорить ей прежде времени… Я об нем говорю только с тобою, думаю об нем только в своем уголке… Это моя святыня…
Марья Дмитриевна действительно ничего не знала, хотя и подозревала кое-что, но боялась спросить. Однажды, беседуя через месяц после свадьбы дочери с Данилой Захаровичем, она между прочим заметила, что более всего она радуется тому, что Катерина Александровна обвенчана.
— Еще бы не обвенчаться! — промолвил Давило Захарович. — Давно пора было кончить. Катерина Александровна, кажется, находится в таком положении, что Александру Флегонтовичу нужно было быть подлецом, чтобы не поспешить свадьбой…
Марья Дмитриевна смутилась, она сама заметила в последнее время, что ее Катя стала немного полнеть, иногда прихварывала и, несмотря на все усилия, не могла вполне скрыть своего положения от глаз домашних людей. Но Марья Дмитриевна все еще думала, что посторонние люди ничего не замечают. Теперь ей стало больно, что даже посторонние знают, как вела себя ее дочь до свадьбы. Она ничего не могла сказать Данилу Захаровичу в оправдание дочери.
— Да, нехорошо, нехорошо! — наставительно заметил Данило Захарович. — Не ожидал я этого от нее… Хоть бы то подумала, что около нее растут дети… Какой пример для них?.. Признаюсь вам откровенно, я только для вас пускал к вам свою Лидю… Конечно, она мала, но и ее могут развратить подобные примеры. Она не видела в родительском доме подобных девушек…
— Батюшка, да ведь Лидичка еще ребенок, где же ей понять, — жалобно успокоила Боголюбова Марья Дмитриевна.
— Сама не поймет, так скажут, — возразил Данило Захарович. — Как-нибудь могла подслушать, что говорила мне про Катерину Александровну тетушка и жена; от кухарки могла услышать… Нет, Марья Дмитриевна, как посмотрю я на нынешнюю молодежь, так волос дыбом становится: фанаберия, разврат, пьянство, сходки по ночам, неуважение… И куда мы идем, куда идем!.. А всему виной эти реформы, нововведения!.. Да в наше время косу бы по волоску выдергали у дочери, если бы она так-то жила, как ваша дочь…