Я застыл посреди комнаты.
— Сиди в углу, Мел! — крикнул я.
Еще удары в дверь. Но засов пока выдерживал.
Я прошел мимо Хироши. Дверь в спальню располагалась справа от меня. Я распахнул ее и увидел, как один из подростков лезет в окно. Он успел бросить на меня взгляд перед тем, как длинные волосы упали ему на лицо.
Я схватил рукоять топора обеими руками и ударил его.
Он завалился назад в оконный проем. Я выглянул через разбитое окно, вдыхая холодный воздух. Была такая темень, хоть глаз выколи, и я не смог понять, куда он делся.
Обернувшись, я оказался лицом к лицу с еще одним пацаном. Парень с вытянутой, будто лошадиной мордой, прыгнул на меня с кровати, размахивая ножом. Я отступил влево и ударил его обухом в висок. Тело рухнуло мне под ноги. Третий подросток уже подходил ко мне, огибая кровать. Он и его распростертый на полу братец, похоже, прятались за дверью, когда я ворвался в комнату. Я махнул топором, задев его по касательной. Он растянул окровавленные губы в гримасе, выплюнул несколько зубов и метнул лезвие. Я успел отвернуться, уменьшая возможную область поражения. Нож вошел в трицепс. Я охнул и выронил топор. Прыгнув, подросток вжал меня в стену, схватив за руки. Я успел поразиться его силе. Он был словно одна плотно сбитая гора мускулов, я не мог сдвинуть его, как ни старался. Он хрипел, хрюкал, от него сильно воняло кислым запахом немытого тела.
Из другой комнаты донесся крик Мелинды.
Я укусил нападающего за ухо, будто это был жесткий непрожаренный стейк, и почувствовал вкус крови. Он взвизгнул и ослабил хватку. Пользуясь моментом, я освободил руки, схватил его за горло и потащил к окну. Я налег на него всем весом, стараясь вытолкнуть наружу. Он попытался уцепиться за мою одежду, но мне все-таки удалось выкинуть его на улицу. Пролетев полтора метра, он приземлился на голову, охнул и пополз в темноту, бормоча что-то неразборчивое.
Снова крик Мел.
Вытащив нож из плеча, я схватил длинномордого за ворот юкаты и поволок его в комнату.
За долю секунды я охватил взглядом происходящее: Мел, прижавшись к стене, затравленно глядела на самого большого из парней, который только что влез через окно в комнату. Он держался рукой за плечо — видимо, именно его я ранил там, в лесу. В раненой руке длинная палка. Я отметил, что его юката повязана черным поясом. Длинномордый и Беззубый носили серые.
Он кто, предводитель? Или эксперт в карате? Что за бред приходит в голову… Хотя карате традиционное для Японии искусство. Чем еще заниматься, если ты всю жизнь живешь в лесу? Боевые искусства — прекрасное хобби в таком случае.
— Мел! — крикнул я. — Сюда!
— Итан! — взвизгнула Мелинда. Пробежав мимо Хироши, отчаянно пытавшегося высвободить руки из пут, она спряталась у меня за спиной.
Я поднял полуобморочного Длинномордого на ноги, прижав лезвие к его горлу.
— Убирайся! — крикнул я. — Или я его прикончу.
Каратист обернулся к нам, но с места не сдвинулся.
— Пошел вон!
Он не двигался.
Длинномордый застонал и попытался вырваться.
Каратист сделал шаг вперед.
— Стой! Сейчас же!
Еще шаг.
Я загнал нож Длинномордому в бедро. Он закричал и завертелся. Я вынул клинок и снова приставил к его горлу.
— Я его убью! Я ему глотку перережу!
Каратист остановился, затем медленно двинулся назад.
— Остановись, — крикнул я. — Предупреждаю в последний раз.
Вдруг Мел закричала.
Я обернулся и увидел позади себя пожилого мужчину с волосами, завязанными узлом на голове. Подхватив Мел левой рукой так, будто она ничего не весила, он ударил меня по голове рукоятью меча.
Мир схлопнулся, и меня засосало в черный водоворот.
40
Я открыл глаза. В голове от яркого света будто разорвалась маленькая бомба. Я заметил две человеческие фигуры. Они плавали, меняли очертания, сливаясь в одно целое. Наконец зрение мое сфокусировалось. Один из них был Акира. Он держал самурайский меч, прижав к груди рукоять и устремив в потолок лезвие. Напротив него, глядя куда-то перед собой, сидел, скрестив ноги, Хироши. В этот момент он расстегнул рубашку, обнажив безволосые грудь и живот, взял с тарелки, стоящей перед ним, нож, ухватив его за лезвие, обмотанное тканью, и вонзил нож себе в живот.
Хотя я пребывал на грани сознания, я отчаянно пытался понять, что происходит. Сеппуку, или харакири, практиковался в феодальной Японии самураями как достойный способ уйти из жизни. Если честь самурая оказывалась запятнана, он потерял сюзерена или не хотел попадать в руки врага, благородный муж предпочитал умереть, выпустив себе кишки.