И мы со всем нашим невежеством явились сюда из пустого любопытства и праздной тяги к зрелищам, подобно тому, как зеваки притормаживают возле места аварии на шоссе в надежде увидеть что-нибудь шокирующее.
Пытаясь избавиться от этих размышлений, я представил, что нахожусь где-то очень-очень далеко отсюда.
«Сейчас ты в джунглях, детка. Проснись, пришло время умира-а-а-а-ать!» Звенящий голос солиста группы «Ганз-н-Роузез» вырвал меня из объятий Морфея.
Похоже, я проспал довольно долго, поскольку израильтяне и Джон Скотт уже вернулись, и все сидели вокруг костра. Из моего телефона продолжал звучать голос Акселя Роуза, который меня и разбудил.
— Итан! — услышал я голос Мел. — Твой телефон.
— Да, я сейчас. — Моя правая ладонь, как я заметил, распухла и начала зудеть. Стараясь ее не расчесывать, я покопался в кармане и извлек свой желтый телефон-раскладушку. Это был Дерек Миллер, тот самый канадец, нарекший Нила Сексуальным Маньяком.
У нас с Дереком была совместная традиция, практически ритуал. Когда мы выходили с работы в девять вечера, мы забегали в супермаркет на углу, брали пару банок пива и устраивались где-нибудь на площади возле станции Шинагава, в стороне от мельтешения пиджаков и юбок. Мы явно выглядели подозрительно, но зато это было удобнее, чем идти в бар: бокал пива в кабаке стоил от семисот иен (или же почти семь баксов) до тысячи.
Во время одной из таких бюджетных посиделок мы и познакомились с Томо, занимавшимся ровно тем же самым.
Хотя в Японии не запрещено употреблять алкоголь в публичных местах, за исключением времени, когда идет Фестиваль сакуры (он же Большая апрельская попойка), таким образом развлекаются лишь иностранцы. Японцы слишком беспокоятся о том, что о них подумают другие японцы. Так что в тот момент, когда я увидел парня, заливающего в себя пол-литра пива, я поднял свою банку в знак приветствия. Он исполнил тот же жест и одарил меня своей устрашающей улыбкой. А в следующий момент он сделал нечто совершенно не японское: подошел и начал с нами болтать. Томо оказался забавным собеседником, мы купили еще по банке пива. Через полчаса откуда-то показалась деваха в ботфортах на огромных каблуках и в мини-юбке. Томо представил ее как Минами и позвал нас продолжить вечер в ближайшем баре. В итоге мы провели несколько часов в компании разгоряченных первокурсниц. Какие-то парни решили, что им очень нравится тусоваться с иностранцами, и взяли на себя миссию поставлять нам текилу в течение следующих двух часов. Все, что я мог вспомнить после этого, — танец в караоке, стилизованном под темницу, и то, что я каким-то образом в два часа ночи приполз в наш гестхауз, где меня встретила на удивление спокойная Мел.
— В эфире «Вечерний Миллер»! — гаркнул я в трубку. — Как дела?
— О, мистер Чайлдс! — раздалось из телефона. — Я был уверен, что ты окажешься вне зоны доступа. Вы уже там, на вершине?
— Мы отложили восхождение. Решили, что собирается дождь.
— В Токио ни капельки не пролилось.
— Тут тоже. Ложная тревога.
Дерек захохотал:
— Ну вы и остолопы! И что вы в итоге делаете?
— Стоим лагерем в Аокигахара Джукаи.
— В Ао… Где?! Погоди, тут Сумико что-то хочет сказать.
Пока Дерек и его пассия (которая работала в «Старбакс» и едва ли достигла возраста согласия) что-то бурно обсуждали, я снова посмотрел на свою руку. Боль притупилась, а на месте укусов образовались круглые белые гнойники. Я тронул один из них пальцем. Странное ощущение. Потом трубку взяла Сумико.
— Итан? Что вы делаете в Аокигахара Джукаи?
— Ночуем.
— Вам нельзя там находиться. Уходите оттуда.
— Мы не можем, тут уже стемнело.
— Там небезопасно.
— Привидения и все дела?
— Осторожнее там. И не пытайтесь что-нибудь оттуда унести, хорошо?
— Почему?
— Потому что. Я просто тебе говорю, что вас там быть не должно.
Ее испуганный голос начинал выводить меня из себя.
— Дай мне Дерека, пожалуйста.
Неясный шум в трубке означал, что аппарат передали из одних рук в другие.
— Лес Самоубийц! Охренеть! Ну и как там? Уже нашли чьи-нибудь тела?
— Слушай, мне тут неудобно разговаривать. Давай я тебе все расскажу, когда вернусь.
— Если вернешься. Шучу-шучу. Давай, до связи.
Я положил трубку. Что стряслось с Сумико? Я знал, что этот лес оставался запретным местом для большинства японцев, но в ее голосе звучал откровенный страх за нашу судьбу. Она действительно верила во все эти легенды, связанные с Аокигахарой? И что это за суеверие про то, что нельзя отсюда ничего забирать? Еще одна фольклорная байка? Будешь проклят за это, или что?