Полицейский участок оказался внушительным зданием белого цвета, где все говорили по-японски. Но один полисмен, владеющий английским, все же нашелся. И я стал понимать, о чем меня спрашивают. Как вас зовут? Где вы взяли этот велосипед? Зачем вы его взяли? Где вы живете? Где работаете? Дальше начались странные вопросы. Сколько вы зарабатываете? Чем занимаются ваши родители? Где вы росли? В какую школу ходили? Отвечая на эти бесконечные бессмысленные вопросы, я пять часов просидел на жутко неудобном стуле. Наконец, после того как я заполнил стопку каких-то анкет, которые не мог прочитать (многие пришлось переписывать, поскольку из-за размашистого почерка мне не хватило отведенных квадратиков), мне выписали зловещее предупреждение и отпустили с миром.
Учитывая, с какой дотошностью полиция отнеслась к краже ржавого велосипеда, я боялся предположить, какие шестеренки закрутятся в связи с загадочной смертью.
После той ночи я проштудировал японские законы и выяснил, что в Японии у задержанных нет права на обжалование действий полиции. При желании копы могут держать любого в заключении двадцать три дня, запрещая связываться с адвокатом или консулом.
Я снова перехватил пальцами ручки носилок. Теперь уже болела не только ладонь. Ныли плечи и грудные мышцы, устала спина. Сколько времени мы уже идем? Полчаса? Дольше? Сколько нужно было идти до красной ленты — сорок минут? Значит, еще через десять минут можно будет отдохнуть.
Я все глядел на спину Джона Скотта. Интересно, он так же устал? Он ведь не супермен, хотя и хочет им казаться.
Странно: я, мягко говоря, недолюбливал Джона, но сейчас я беспокоился за него. Теперь у него больше всего поводов переживать. Вся наша компания не совершила ничего противозаконного, кроме, возможно, прохода на запрещенную территорию. Джон же накормил Бена грибами и ел их сам, что может подтвердить анализ мочи. А наркотики, даже слабые, были красной тряпкой для японских полицейских. Однажды они задержали Пола Маккартни на девять дней, сорвав несколько концертов, поскольку музыкант курил траву возле аэропорта Нарита. А группу «Стоунс» много лет не пускали в страну, поскольку некоторые ее участники имели предупреждения за употребление наркотиков. Кроме этого, я слышал про множество аналогичных случаев от своих знакомых. Моей любимой была история про арест британца, который раскурил косяк в своей собственной квартире. Десяток полисменов перевернули вверх дном его жилище и отыскали зерна марихуаны и несколько граммов гашиша в морозилке. Парень отсидел восемнадцать месяцев.
И ведь это только за хранение. А если вскроется, что Джон Скотт угостил Бена наркотиками, что привело к его смерти, это может обернуться долгими годами за решеткой.
Конечно, он американский военнослужащий, но преступление совершил за пределами базы. Дядюшка Сэм ничего не сможет сделать для него, когда он уже окажется в руках японской полиции.
Я почувствовал, что скоро выпущу носилки. Я уже готов был попросить Джона Скотта остановиться, но он меня опередил.
Мы опустили груз на землю, и я начал разминать пальцы, больше напоминавшие сейчас переваренную лапшу. Все остальные тоже явно были рады передышке, особенно Нил.
— И где мы сейчас? — спросила Мел, убирая с лица упавшую прядь. — Где лента?
— Я поэтому и остановился, — ответил Джон Скотт. — Сдается мне, мы заблудились.
21
— Да не могли мы заблудиться! — Я был удивлен таким паническим заявлением Джона. — Мы просто еще не дошли до ленты.
Джон Скотт покачал головой.
— Мы идем уже сорок пять минут. А вчера шли всего тридцать.
— Вчера мы шли дольше.
— Я следил за временем. — Он показал на часы у себя на запястье. — Тридцать, тридцать пять минут максимум.
— Мы несем Бена, поэтому двигаемся медленнее.
— Мы идем с той же скоростью, чувак. А теперь послушайте. Мы должны были дойти до ленты десять минут назад. Но не дошли.
Мел нахмурилась.
— То есть мы идем не туда?
— Мы сбились, да.
— Ничего подобного. Лента тянулась на несколько сотен метров в обе стороны от пересечения с веревкой. Мы не могли пройти мимо.
— Значит, мы повернули назад.
У меня как-то неприятно засосало под ложечкой.
— Я думаю, он прав, — подал голос Томо. — Мы уже очень долго идем.