Джон Скотт откинул покрывало, и нашему взору предстали черные туфли, темно-синий деловой костюм и кожаный дипломат. Мы таращились на этот набор, не зная, что сказать. Эти вещи выглядели достаточно угнетающе, и мы понятия не имели, что с ними делать.
— Может, пойдем? — предложила Мел. Ее голос изменился, слова прозвучали резче, чем обычно.
Джон Скотт протянул руку, чтобы закрыть дверь.
— Прикрой все как было, — сказал я.
— Зачем?
— Потому что хозяин закрыл их зачем-то. Ему это было надо.
— И, в конце концов, он может еще вернуться, — добавила Мел.
Я понимал, что она и сама в это не верила, да и никто из нас не верил, но возражений не последовало. Джон Скотт накинул на вещи покрывало, захлопнул дверцу машины, и мы все двинулись по тропе. Я обернулся и с удивлением обнаружил, что Хонда так и стоит на месте, глядя нам вслед. Я помахал ему. Он в ответ поднял руку.
Я отвернулся и вместе со своими спутниками углубился в Лес Самоубийц.
3
Лес Аокигахара резко отличался от всего, что я видел раньше. Хвойные и лиственные деревья, бесконечные в своем разнообразии, росли до невозможности плотно. Порой они сплетались друг с другом, образуя прихотливые узоры, и создавалось впечатление, что через эту зеленую стену нет никакого прохода. Над нашими головами нависал такой же плотный шатер из ветвей. Он не пропускал солнечный свет, и в лесу было гораздо темнее, чем на парковке, всего в нескольких минутах ходьбы отсюда.
И все в этом сумеречном мире выглядело каким-то перекрученным, доисторическим и — неправильным. Это лучший эпитет, который я мог бы подобрать. Ели, сосны и пучки болиголова не могли пустить свои корни глубоко, потому что под тонким слоем грязи, почвы и листьев была окаменевшая магма, изливавшаяся потоками лавы по склонам Фудзи всего каких-то триста лет назад. Деревья, пытаясь найти точку опоры, пускали корни поверх почвы и будто хватались шишковатыми одеревеневшими щупальцами, сплетающимися в огромные клубки, за чернеющие осколки вулканической породы, не покрытые листвой. Какие-то из растений побеждали в битве за жизнь, но победа оказывалась пирровой, и темнеющие стволы валились под собственным весом. Они цеплялись за другие деревья или падали на землю и лежали там в окружении сухих веток и мертвой листвы. Не будь здесь зелени и разнообразия лишайников и мхов, радующих глаз яркостью красок, легко можно было представить, что весь лес находился на пороге гибели.
— Средиземье какое-то, — нарушил тишину Джон Скотт. — Энты. Древобороды.
Рассматривая клубки корней вокруг, я живо представил себе, как одно из деревьев перед нами начинает шевелиться, встает и уходит в чащу.
— Заколдованный лес, — тихо прошептала Мел. — Вот что это такое. Такой зеленый, как в сказке.
Мы поговорили еще какое-то время. Это была просто болтовня, разговор ради разговора, чтобы разогнать тишину вокруг. Потом беседа сошла на нет.
Мы молча шли по широкой тропе, минуя проржавевшие и грязные предупреждающие надписи. Одни из них напоминали потенциальным суицидникам, что дома их ждут любящие люди, а другие требовали докладывать в полицию об одиноких людях в лесу, если те выглядят подавленными или раздражёнными. Один знак запрещал разбивать лагерь. Это поколебало нашу уверенность, но Томо настоял на том, что это лишь еще один способ борьбы с самоубийцами — многие из тех, кто желал свести счеты с жизнью, уходили в лес под предлогом ночевки.
Чем дальше мы углублялись в чащу, тем больше я начинал беспокоиться. Лес был слишком спокойным, слишком тихим. Здесь вообще не было животных и птиц. Почему на таком зеленом и густо поросшем участке земли нет ни одной живой твари? Как такое возможно? Не могут ведь животные знать о дурной славе этого места.
Мел, которая шла рядом со мной, вдруг взяла меня за руку и сжала ее. Я в ответ сжал ее руку. Я не знал, хотела ли она мне что-то сказать или просто искала поддержки.
Поскольку Мел продолжала молчать, я решил, что вернее второй вариант.
— А ты в хорошем настроении, — сказал я.
— Отлично себя чувствую.
— Тебя не штормит после вчерашнего?
— Уже нет. Мне кажется, я проспала достаточно долго.
— Тебя не беспокоит то, что мы забираемся в такую глухомань?
— Мне кажется, это потрясающая прогулка. Не в смысле «очень хорошая», но особенная. Это место так отличается от Токио, правда?
По зрелом размышлении я бы не согласился с этим. Токио — это тоже лес, только не из деревьев и камней, как в Аокигахаре, а из стали и стекла. Но, если подумать, и то и другое является своего рода кладбищем. Потому что, если вы представляете себе безжалостную корпоративную культуру в Японии, сияющие небоскребы, образующие токийскую небесную линию, будут восприниматься вами как гигантские надгробия. Люди, вкалывающие внутри этих зданий, как рабы, выживают изо дня в день только ради того, чтобы дожить до «золотой поры» выхода на пенсию. Многие, однако, эмоционально умирают задолго до этого срока. Не верите? Спросите того парня, который оставил у себя в машине дипломат, костюм и туфли.