Лешка поделился с Варей заводскими новостями, не забыв мимоходом упомянуть и о том, как его избирали в редколлегию цеховой стенгазеты «Пилорама», а Варя в свою очередь рассказала о своих школьных делах.
Так бы, наверно, у них и закончился мирно этот вечер, если бы Варя не вздумала сказать:
— А я нынче утром знаешь где была?.. В Москве!
— Но? — воскликнул с завистью Лешка: он все еще был под впечатлением воскресной поездки в столицу.
— На рынок ездила, — пояснила Варя, — с сестрой.
— Покупать чего-нибудь?
— Не-ет… наоборот, продавать… Яички там, масло, творог.
Лешка опешил:
— Продавать?
— Да ведь сестра каждую неделю ездит, — смущаясь, сказала Варя. — Это меня она первый раз взяла. Тяжело было — одних яиц целая сотня… У них с Змеем Горынычем как в колхозе: и куры, и свиньи, и корова-рекордистка.
Не слушая Варю, Лешка глухо проговорил:
— И как ты могла поехать? Ведь это же… стыдно людей обирать!
— Что ты говоришь?.. Я… я не торговала. Сестра сама… Я только так, рядом с ней…
— Нынче ты просто стояла, а завтра она и тебя заставит…
— А как же быть? — Варя опустила голову. — Они ведь меня… кормят.
— Кормят! Да ты у них хуже всякой батрачки! — Взяв Варю за руку, Лешка пытался заглянуть ей в глаза. — Эх, Варя… плюнул бы я на твоем месте на этих хапуг и пошел бы работать! Хочешь, я тебе помогу?
Варя вырвала у него свою руку.
— Как ты можешь… про мою сестру!
— Да какая она тебе сестра! — все больше распаляясь, с досадой и отчаянием продолжал Лешка. — Сестра бы не заставила целый день воду из колонки таскать, да за коровой убирать, да…
— Какая ни есть, а сестра. И это уж не твое дело, — оборвала Лешку Варя.
Уже понимая, что еще одно слово, и они рассорятся, и рассорятся, быть может, навсегда, Лешка все-таки не сдержался и сказал, холодея всем сердцем от недоброго предчувствия:
— Это ты говоришь все просто так, себя утешаешь. Боишься правде в глаза посмотреть.
— Ах, вон как! — протянула Варя, изо всей силы сдерживая злые слезы, и взмахнула портфелем. — Ну, тогда можешь… можешь меня больше не встречать, раз я плохая… Чтобы я тебя больше из видела, слышишь?
И она, сорвавшись с места, побежала по безлюдной улице с такими тусклыми сегодня фонарями.
А Лешка стоял, приминая ногой скрипучий снег, стоял и не видел, как на черные глянцевые носки сапог падали скупые, крупные капли.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Лешка не находил себе покоя. Ему все стало немило, все опостылело. Даже спал Лешка тревожно, разметавшись, как в бреду, по постели… Он ложился и вставал с мыслями о Варе. Она была во всех его снах — веселая, отчаянная, сводя с ума своей беспокойной красотой. Просыпаясь среди ночи, Лешка с ужасом думал: неужели все кончено, неужели она никогда больше не захочет его увидеть?
Возвращаясь теперь с работы, Лешка старался придумать себе какое-нибудь дело, чтобы хоть на время заглушить тоску по Варе. Он колол дрова, мыл полы, готовил к приходу дяди Славы уму не постижимые кушанья, которые днем с огнем не сыщешь ни в одной книге по кулинарии. Лешка потом сам удивлялся, откуда бралась у дяди Славы терпеливая покорность, когда он ел Лешкины обеды: постный картофельный суп с пожелтевшими свежими огурцами или манную кашу с мелко нарезанной колбасой, поджаренную на сковороде с луком и перцем.
Но как ни лез Лешка из кожи, придумывая себе разную работу, все его ухищрения плохо ему помогали. Особенно трудно было вечерами, когда он обычно отправлялся встречать Варю после ее школьных занятии…
Лешке думалось, что никогда, пожалуй, не будет конца этой тоскливой для него неделе. Но он все же наступил.
В субботу была получка, и Лешка, выйдя из ворот завода, отправился в гастроном за покупками.
Он подолгу стоял то у одного, то у другого прилавка, прикидывая в уме, что выгоднее купить: топленого или сливочного масла, банку рыбных консервов или пакетик рагу в целлофане, конфет «фруктовая смесь» или сахарного песку? Не зная даже, зачем он это делает, Лешка вместе с другими покупками опустил в авоську и четвертушку водки.
А вернувшись домой, он занялся дровами.
«Давай-ка наколем на несколько дней, и порядок будет», — решил Лешка, выбрасывая из сарайчика, пристроенного к избе, звонкие сосновые плахи и чурбаки.