Там, где раньше был пологий склон с лесом, теперь была открытая рана, тянущаяся в стороны от нас. Я смотрела на ущерб, а земля обваливалась даже без вмешательства. Кусты рододендрона на дне были в обломках. Десятки мертвых сосен усеивали склон, как груды хвороста.
Гнев нахлынул на меня, я сжала дерево дрожащей рукой, замечая ряды дыр, оставленных вредителями-жуками. Я посмотрела на красную сухую крону. Это дерево тоже скоро умрет. И весь лес продолжит обваливаться в этом районе, пока не превратится в озеро земли.
Арлен присвистнул, они присоединились ко мне.
— Это все усложняет.
Мона отпрянула от ручейка земли.
— Мы можем это обойти? Пересечь севернее или южнее?
Им не было дела. Никому не было дела. Никто не думал, как легко можно было предотвратить такой поворот. Никто не думал, что ручей внизу больше никогда не будет чистым. Никто не думал о существах, что попали под обвал земли. Никто не думал, что это была основа работы Лесничих.
Моей работы.
Я недовольным воплем я отломала сухую ветку, за которую держалась, и бросила в рану в земле. Она упала с неприятным шлепком в густую грязь.
Краем глаза я увидела, как Мона вскинула брови, но мне было все равно. Я развернулась, растолкала их и пошла по пути, откуда мы пришли.
— Идемте, — сказала я. — Отойдем от края, пока он не обвалился.
Мы ушли к здоровым деревьям. Я остановилась и вытащила компас, сверлила взглядом стрелку. Кольм, шедший в конце группы, догнал меня.
— Мне жаль деревья, — сказал он.
Компас дрожал в моей руке.
— Я проверяла этот склон в начале обучения. Мы знали, что он неустойчив. Когда Вандален заставил нас сосредоточиться на склонах ниже, мы все равно отправляли туда скаутов, чтобы следить за деревьями, — я закрыла компас и вдохнула. — Они явно прекратили это делать.
Мона и Арлен поравнялись с нами, я видела, что Мона все еще осуждает меня за срыв.
— Так что нам делать? — холодно спросила она.
Я вдохнула, пытаясь взять себя в руки.
— Севернее идти нет смысла. Скауты, которых мы видели, шли с севера, так что там перехода нет.
— А южнее?
— Это может сработать…
— Но?
— Но там мост, — сказала я, задумчиво хмурясь. — Туда должны были идти те скауты. Мы попадем к мосту до того, как дойдем до конца оползня. Его используют редко, но теперь, чтобы обойти этот кошмар, люди могут ходить там чаще, — я прикусила губу, тревожась, что придется вести Аластейров к дороге скаутов.
— Мы можем пересечь мост быстро и пропасть в лесу? — спросил Кольм.
Я выдохнула.
— Придется. Слушайте. Времени на паузы не будет, ясно? Мы дойдем до моста, переберемся и убежим оттуда. Никаких разговоров, ничего глупого. Мост старый, придется идти по одному друг за другом.
— Думаю, мы справимся, — сказала Мона.
— Надеюсь, — сказала я, поворачивая на юг. — Иначе это ужасно беспечно.
Я повела их вдоль оврага, подальше от края, что обваливался. Они молчали, но все еще умудрялись отыскать способ хрустнуть всеми палками и ударить по каждому камню, что мы проходили. Я думала о земле впереди, тропа за оврагом повернет на юг, как только мы пересечем мост. Мы могли пойти сразу в лес, продолжить путь на запад и надеяться, что нас никто при этом не заметит.
Надеяться и молиться.
Я была рада, увидев, что у моста не было признаков недавнего использования, кроме тех трех скаутов. Но я все равно заставила Аластейров скрыться в тени, пока я пригнулась у ели, разглядывая овраг. Я была уверена, что в любой миг из леса появится отряд скаутов. Но прошло несколько минут, никто не появился, и я поманила ребят, сердце трепетало в предвкушении.
— Хорошо, — шепнула я им. — Нужно быть быстрыми, ясно? По одному. Через мост и в лес. Идем.
Я вышла из-за деревьев и пошла вдоль оврага, пересекла открытое пространство. Не замирая на краю, я запрыгнула на канат, поставила сапоги так, чтобы бежать выгнутой частью стоп. Схватившись за две веревки на уровне талии, я побежала над оврагом. Дул ветер, и канат под моими ногами раскачивался, но я испытывала переходы и страшнее. Я добралась до середины моста без криков, без стрел, свистящих в воздухе. Еще несколько шагов, и я почти перебралась. Я посмотрела на лес. Ни движения, ни шепота. Я добралась до конца моста и спрыгнула на другую сторону. Я развернулась.
И чуть не закричала от возмущения. Мона не шла по мосту за мной, начав в миг, когда я спустилась. Она стояла на той стороне, раскрыв от потрясения рот.
— Иди! — отчаянно прошептала я, надеясь, что мой голос слышно. Я не хотела кричать.
— Ты говорила мост, — воскликнула она тихо, но не достаточно.
— Что ты…
— Это, — возмущенно сказала она, — не мост.
— Великий Свет!
— Это канат, Мэй!
— По нему ходят! — я указала на канат над оврагом. — Держись за веревки по краям!
— Не могу.
— Земля и небо, Мона! Хватит глупить! Так мы всегда пересекаем овраги! Идем, пока никто не показался!
— Мы можем идти на юг. Мы найдем, как перейти овраг.
— Нет, — яростно сказала я. — Дальше на юг поселения. Мы здесь, и мы перейдем. Ты ничего не изменишь, Мона.
Если бы я так не злилась, я бы обрадовалась ее смятению, но она не вовремя решила развалиться. Я видела такое пару раз у новых скаутов, часто те, что задирали нос выше всех, не справлялись с первым переходом. Я отчаянно посмотрела на Кольма, размахивая руками. Он понял и поднял ее на мост.
Я не слышала, что он сказал ей, но видела, как она глубоко дышит сквозь сжатые зубы. Она смогла поставить ногу на канат.
— Это невозможно, — сказала она.
— Я только сделала это, да?
— Это безумие, — рявкнула она.
— Другую ногу, Мона, давай. Вот так.
Она схватилась за веревке и подвинулась на дюйм над оврагом.
— А если канат порвется?
— Порвется, если не поторопишься, — сказала я.
Зря я так сказала. Она сжала веревки так, что побелели костяшки, зажмурилась. Я проверила лес за собой.
— Мона, — сказала я, отчаянно размышляя. — Расскажи о своей семье.
— Что?
Так мы порой делали со скаутами, которые расклеивались при переходе. Заставляли их отвечать, отвлекали мысли, и ноги двигались дальше.
— Расскажи о Черном панцире. Какого цвета ваше знамя?
— Я знаю, что ты делаешь!
— Говори со мной, Мона! Какого цвета ваше знамя? Не помню.
— Голубое. Голубое с белым, — она сделала шажок. — Два скрещенных камыша, окруженные двенадцатью жемчужинами, — еще шаг.
— Почему двенадцать?
— Из-за двенадцати островов, конечно, — еще шаг.
— На каком острове ты живешь?
— Мы не… Черный Панцирь на берегу! Ты это знаешь! Я знаю, что ты делаешь! — она снова застыла.
— А твои родители, Мона? Как их звали?
— Ты знаешь их имена!
— Думаешь, я помню все мелочи вашей истории?
— Мирна, — сказала она, продвигая ноги чуть дальше. — Королева Мирна и король Каэл.
— Кто лучше нырял?
— Отец. Он был главным советником по добыче жемчуга, пока не женился на моей матери.
— Хорошо, — сказала я, она продвинулась еще немного по канату. Она прошла четверть пути. Я оглянулась. — Какую самую большую жемчужину ты находила?
— Великий Свет, не знаю…
— Любимый цвет жемчуга?
— Серый.
— Серый?
— Как поверхность озера зимой.
— Мило. Любимая озерная птица?
— Не знаю…
— Любимая рыба?
— Это бред! — она замерла снова, впившись в веревки.
Мне нужно было найти правильную тему.
— Я никогда не видела твою корону, Мона. Расскажи о ней. Думаю, там был жемчуг?
— Двенадцать жемчужин, как на знамени, — хорошо, она снова шла. — Белая, из серебра. А по форме похожа на волны.