Сидя с чашкой горячего чая за ужином, каждый чувствовал, как онемели руки от тяжелой работы. Но зато оба шалаша, мужской и женский, стояли уже готовые один против другого. Внутри были устроены мягкие постели из пихтовых веток, уложенных на деревянных брусьях. Это было несравненно лучше, чем спать на сырой земле.
— У входа в каждый шалаш будем жечь костер, чтобы тепло шло внутрь, — объяснял Виктор. — Сегодня до полуночи опять дежурит Тао, а сменит ее Лешек. Потом вы сможете отоспаться, а я на рассвете уйду. Мне предстоит довольно трудный день.
— А ты куда? — резко спросила Тао.
— К рабочим Мицуи. Хочу одну вещь обменять на съестное и инструменты.
— В котором часу тебя будить?
— Спасибо, будить не нужно. Я всегда просыпаюсь вовремя.
То была их первая ночь под крышей. Настоящей крышей, а не каким-то там символом или избитой метафорой. Эту крышу можно было любовно потрогать руками, она спасала от холода, ограждала от лесного моря и создавала ощущение, что они у себя дома. Какое же это бесценное достижение, какой комфорт — вытянуться наконец на мягкой постели, раскинуться всем измученным телом! Костер горит так уютно, почти как печка, на стенах из коры рыжими каплями выступает смола, а на веки сходит благоухающий ею голубой сон и приносит блаженство отдыха.
Наутро, когда Виктор встал, как обычно, до рассвета, Лиза уже готовила завтрак, а Коропка точил на ремне бритву. Убежав в тайгу, он не подумал о пище, но бритвенный прибор захватил — этакий щеголь!
— Ты тоже побрейся, — сказала Виктору Тао. — А то с таким даже страшно идти.
— Никуда ты не пойдешь. Выбрось это из головы.
— Пойду.
— Послушай, Кабарга…
— Ничего не хочу слушать. Я сказала, что больше без тебя оставаться не буду, — и не буду.
— Да чего ты боишься? И при мне с тобой может что-нибудь случиться.
— Нет, с тобой ничего не страшно. Вспомни, разве в дружине скаутов ты нас заставлял прыгать в воду, когда мы не умели еще плавать? Нет, ты нас приучал постепенно. А в тайге требуешь всего сразу и без тренировки!
— Коли на то пошло, Тао права и спорить не о чем, — вмешался Коропка. — Если нас тут застигнут, пистолет Тао не поможет. Напротив, она еще способна в теперешнем своем состоянии выкинуть какую-нибудь глупость.
Виктор отвернулся, не дав никакого ответа. Что было делать? Не ссориться же с Тао, хотя ее упрямство — чистейшая истерия. Ашихэ полгода жила одна на Седловине, а эта не может полдня — да еще втроем и у костра!
— Побрейся!
Коропка примирительно подсунул Виктору кисточку и зеркало. Из зеркала глянуло на него похудевшее лицо, заросшее буйной льняной растительностью. Действительно, настоящее страшилище, хунхуз да и только.
— А я не умею. Никогда еще бритвы в руках не держал.
— Ну, тогда садись, приведу тебя в приличный вид.
Перед уходом Виктор вернул Коропке его наган. Они наскоро обсудили, что необходимо добыть, и Виктор тронулся в путь, не оглядываясь на Тао. Авось все-таки смирится! Нет, где там! Она шла за ним по пятам с таким видом, словно привыкла всегда сопровождать его, и притом исключительно ради его же пользы.
За целый час они не обменялись ни словом и до самого «наблюдательного пункта» шагали в гору молча.
Озябшее солнце в матовой опушке поднималось над Тайпинлином, из поселка за проволочной оградой уже шли люди на работу, двигаясь гуськом по извилистой узкой дороге. Перед одним из бараков еще чернела толпа — люди входили в него и выходили, вынося что-то.
— Это, верно, и есть склад, где служит Рысек, — сказала вдруг Тао.
— А ты откуда знаешь, что он тут служит?
— Он сам мне сказал, когда приходил прощаться перед отъездом. Ведь он когда-то за мной ухаживал… Зачем ты скрыл от меня, что идешь к Рысеку?
— Иногда лучше ничего не знать. Могут схватить.
— И ты думаешь, что я бы проговорилась?.. Ты еще меня не знаешь.
— Быть может. Но я знаю их методы… Давай подойдем ближе, отсюда ничего больше не увидим.
Они начали спускаться по кольцеобразной тропе, которая кончалась где-то над дорогой. Когда, выйдя из ельника, перебегали через осыпь, Тао прыгала вслед за Виктором с валуна на валун так же легко и свободно, как он. Из-под подрезанной шубки виднелась не юбка, а заправленные в сапоги брюки.