Однако хихиканье не прекращалось. Теперь уже кто-то в нем самом язвительно посмеивался. «Ты? Именно ты, а не Жолио, не Ферми, не Иваненко? Скажите на милость! А можешь ты с ними равняться? Есть у тебя для этого достаточно таланта?»
— Да, к этому делу у меня, несомненно, есть способности.
— Доказательства?
— Но вся моя жизнь служит доказательством! С детства — страсть к физике и математике, меня называли «вундеркиндом». А потом занятия и надежды, которые возлагали на меня профессора. Моя дипломная работа была событием в науке, и если бы не проклятая революция…
«Мы знаем случаи, когда люди бывают гениальными идиотами» — прозвучали вдруг в ушах Алсуфьева сказанные когда-то слова.
Кто их произнес? Он торопливо рылся в памяти, и наконец из тумана отрывочных воспоминаний выплыло костистое лицо Делонэ и подслушанный когда-то летним вечером разговор на скамейке в алсуфьевском парке.
Известный психиатр (которого папа Алсуфьев, обеспокоенный странностями своего сынка, пригласил на консилиум), куря сигару, говорил медленно, в нос, с важностью ученого подчеркивая каждое слово:
«Да, такие примеры встречаются нередко… Напрасно вы испугались. Я вовсе не хочу этим сказать, что Павлик тоже гениальный идиот. Поймите одно: талант и то, что принято у нас называть умом, — совершенно разные вещи. Так вот, у Павлика вашего исключительные, я бы даже сказал — феноменальные способности к физике и математике, но только к этому. В остальном он мальчик самый заурядный и чересчур наивный в делах житейских».
Что ж, пусть так. Пусть он, Павел Алсуфьев, идиот во всем, что не относится к ядерной физике и покорению инертной материи. Ну а что касается материи разумной…
Стекла в оконцах опять задребезжали от выстрела, раздавшегося где-то вдали. Алсуфьев очнулся от раздумья и прислушался.
Выстрел, несомненно, из винтовки и где-то на тайболах, куда с рассветом отправился Виктор. Но у Виктора охотничья двустволка на пулю и дробь. Значит…
Алсуфьев схватил висевшую на стене винтовку Багорного и, заряжая ее на ходу, побежал в ту сторону, где, видимо, что-то случилось с Виктором.
Уже светало, когда Виктор, шагая за Ягой по дремучему лесу, остановился на звериной тропе, по которой ходил обычно «краковяк».
Он взвел курок и стал в ожидании за деревом.
Уже несколько дней он тщетно гонялся за одним оленем, и это начинало злить его не на шутку. Олень мелькал между зарослями то тут, то там, а чаще всего на вересняке.
Вчера Виктор ходил туда и выследил его. Здоровенный самец, весу в нем не меньше двухсот килограммов. Правда, шилорогий, но не без оригинальности. Один рог торчит вверх, другой подвернут. Есть такая фигура в краковяке, когда танцор только кружит и притопывает на месте, высоко подняв левую руку, а правую, согнутую в локте, держит у груди, словно он всё еще обнимает свою даму.
«Этот «краковяк» будет пятый по счету», — думал Виктор. Убитых до этого четырех оленей он отвез на лодке в Ханьшоу и за них получил теплую шапку, ватную куртку, штаны, улы для себя и еще соль, рис, муку, сою и всякие другие запасы на зиму, включая махорку для Алсуфьева. Да, вот сколько дал за оленей торговец и еще кланялся, просил привезти опять такого же товару. Ведь в оленях было с полтонны наилучшего мяса, не считая шкур и рогов. Лодка Люй Циня не могла поднять такой груз, и пришлось два раза проделать путь через озеро — восемьдесят ли, то есть сорок километров в один конец.
Пятого оленя надо будет отвезти в ту же деревню Ханьшоу. За него Виктору хотелось получить только халат, теплый халат. И пусть одна из дочерей купца вышьет на нем феникса с распростертыми крыльями — рисунок всем известный. Такими вышивками на груди украшалась одежда мандаринов в течение двадцати четырех веков, до конца царствования богдыханов. И, пожалуй, столько же веков носили эту одежду мандаринов старшие в роде Люй Циня.
«Когда отец собирался выйти из дому, я подавал ему эту одежду. И думал, что когда-нибудь так же будет мне ее подавать мой сын. Но миновали времена мандаринов. И не жаль что миновали — плохие то были времена. А у меня нет сына, нет семьи — никого, кроме Звездочки и тебя, Вэй-ту. Поэтому я не ношу той одежды с вышитым на груди Фениксом, о которой мечтал в детстве».
Так говорил Люй Цинь. Это было недавно. Они собирали в лесу ягоды лимонника. Виктор, или Вэй-ту, как его называл Люй Цинь, продирался через путаницу лиан к кустам усыпанным гроздьями, и передавал старику красные ягоды, которые жителей тайги так же предохраняют от цинги, как чеснок, лук и другие растения, содержащие много витаминов.