— Слушай, ведь тебе Пера сказал: мы его только постращать хотели. Сам знаешь, легко ли смотреть, когда добро пропадает.
— Ну-ка, староста, прикинь на глаз потраву, только без шуток! — сказал Джюрица и приподнял ружье.
— Чего там прикидывать, дело известное: пусть вернет сотню початков, когда уберет свою кукурузу, и делу конец, — заключил староста.
— Так ли, Йован? — спросил Джюрица.
— Так, братец, это по-божески, а то ведь… черт-те что!
— Ты, Милош, согласен? — спросил Джюрица, глядя ему прямо в глаза.
— Да нет, много: не всякий стебель даст два початка. Пусть вернет мне восемьдесят, и ладно.
Йован весело вскочил.
— Ну, братское тебе, Милош спасибо! Вот это справедливо.
— Слушай, Пера, — сказал Джюрица, обращаясь к старосте, — если еще раз услышу, что ты потешаешься над нашими селянами, я сам тебя судить буду. А сейчас садитесь все!
Все сели, как по команде, а староста даже поджал под себя по-турецки ноги. Джюрица вынул табакерку и стал сворачивать цигарку. Его самолюбию новообращенного гайдука весьма льстило безусловное, рабское повиновение людей, которые раньше и смотреть-то на него не смотрели. Он понимал, что эта покорность вызвана лишь страхом, и все-таки было приятно. Джюрица стал чуть приветливее. Кроме того, очень уж хотелось перекинуться несколькими словами со своими односельчанами. Выскакивая минуту назад из кустов, он был уверен, что хоть одного да убьет; но такое безоговорочное подчинение его ошеломило и обезоружило. Это было в новинку. Гнев внезапно утих, Джюрица позабыл даже о давней обиде на старосту. Неудержимо захотелось поговорить со своими.
— Сворачивайте, кто курит! — сказал он, протягивая табакерку.
Боязливо приблизился помощник, взял табакерку и передал старосте. Тот свернул толстенную цигарку, за ним последовали другие. Помощник, бросая на Джюрицу испуганно-вопрошающие взгляды, свернул цигарку еще толще старостиной и вернул табакерку.
— Пришел ли приказ обо мне? — спросил Джюрица старосту.
— Из уезда, что ли? Да… плетут что-то… вон там на стене висит, — ответил староста, показывая глазами на приклеенное к стене управы объявление уездных властей.
— Есть, значит? — спросил Джюрица и пошел было в ту сторону, но вовремя спохватился, вспомнив, что не должен выпускать из поля зрения ни одного из этих, так мирно и послушно сейчас сидящих людей. Достаточно мгновения, чтобы роли переменились…
— Как же быть? Ведь никто из нас не умеет читать? Где писарь? — спросил он.
— Вон в траве дрыхнет, — ответил помощник старосты и побежал будить писаря.
Это был такой нее крестьянин, как все, только он немного знал грамоту. Увидав Джюрицу, он разинул от удивления рот и долго стоял, тараща сонные глаза то на него, то на сидящих перед ним односельчан. Наконец, придя в себя, он подошел к Джюрице и протянул ему руку.
— Вон что, откуда ты, брат?.. Как живешь-можешь?
— Отойди-ка! — сказал Джюрица, взмахнув ружьем и не подавая руки. — Вот прочитай бумагу обо мне!
Писарь подошел к двери, почесал затылок, громко прочитал все от строки до строки и вернулся обратно.
— Когда же истекает срок? — спросил Джюрица.
— Вчера был последний день.
— Э, значит, сейчас вы можете меня убить?
— Нет, — ответил писарь, — должна еще бумага прийти, где тебя огласят гайдуком. А ее пока нет, так что можешь идти с повинной.
— Придет и эта бумага, не бойся! Я уж постарался, чтобы ее как можно скорее послали.
— Что, неужто начал? — воскликнул писарь.
— Ты, это взаправду? — спросил староста.
— Тхэ, а как же… Утром на заре полегоньку начали. Вы лучшее скажите, будете меня укрывать?
Крестьяне, все как один, уставились в землю, а староста, бросив многозначительный взгляд на Джюрицу, промолвил:
— Отойдем-ка чуть подальше, на дорогу!
— Вы все сидите здесь. С мест не вставайте! — сказал Джюрица крестьянам и спустился со старостой на дорогу.
— Знаешь… не могу я перед ними говорить, но двери моего дома для тебя всегда открыты, в любое время, и ничего мне за это не надо. Только и ты уж не давай меня в обиду! — сказал староста.
— Спасибо! — ответил Джюрица. — Коли что понадобится — еда, либо еще что, то, значит, приду… А ты, чуть узнаешь насчет облавы, тут же сообщай. Все сообщай, в убытке не останешься. Небось сам знаешь, через кого передать?
— Не беспокойся! — ответил староста с таинственной миной. — Дам знать в тот же час.
— Ну, бывай здоров! — сказал Джюрица. — Торопись. Скажи тем, чтобы расходились, кому куда надо, — и скрылся в кукурузе.