Утром, перед тем как уходить, Джюрица задержался.
— Дай мне малость из тех денег, надо снести матери, — сказал Джюрица.
Вуйо, скрывая досаду, ответил.:
— Полагаю, двух дукатов хватит? Зачем старухе больше?
— Дай мне покуда десять.
— Гм… найдется ли… Я тебе не говорил, сколько роздал. От тех двух сотен немного осталось…
— Почему двух сотен? — Ведь Джордже заявил властям, что у него взяли четыреста двадцать!
— Они всегда так делают. На случай если будут возмещать потерю, чтоб содрать вдвойне.
Джюрица уже готов был вспылить, но, сообразив, что и сам позднее может воспользоваться такой отговоркой, сдержался и только спросил:
— Неужто всегда так делают?
— Да… почти всегда, — ответил Вуйо, вынимая деньги и протягивая их Джюрице. — Вот тебе десять дукатов. Скоро нужно приниматься за дело, ведь я даже не со всеми еще людьми расплатился, а они просят. Из одного твоего села пятеро: Стоичи, Илья, Никола, Йово…
— Дай им всем, сколько сможешь, мне эти люди понадобятся. И войковчанам надо послать. А чуть что подвернется, ты скажи, и мы пойдем. Я уже кое в чем разбираюсь. Если дело выгорит, будет хорошо, сейчас потребуется больше денег.
— Что, не задумал ли податься на Ставрос?
— Нет. Вечером поговорим, — закончил Джюрица и ушел.
«Напрасно я соврал, — подумал Вуйо. — Теперь он начнет переполовинивать каждую добычу, а мне нечего сказать. Сам тому научил. Надо что-то придумать».
XII
Встречались Джюрица со Станкой каждый день. И хоть были очень осторожны, но разве что-нибудь скроешь от людей! Спустя три недели их связь выплыла наружу. Первой открыла их Станкина мать. Она не огласила свое горе, как обычно водится, плачем да причитанием, но скрепя сердце молча следила за ними два дня. На другой день к вечеру она рассказала обо всем, что видела, мужу.
— Знал я, что загубит она семью, погасит очаг наш! — застонал в отчаянии Марко. — Это какое-то проклятье господне! Не ведаю только, за чьи грехи, мои или моих предков?
— Ребенок еще! Не знает, что творит; надо сказать ей, — вступилась за дочку жена.
— Молчи, жена, не гневи господа, какой ребенок! Бог создал ее мужчиной, ну а черт превратил в женщину.
— Не поминай нечистого, ради Христа-бога! — воскликнула женщина, крестясь.
— Хорошо, что ничего ей не сказала. Сейчас ты молчи и делай вид, будто знать ничего не знаешь, а завтра я все это поломаю — и будь что будет!
На том разговор и окончился. Бедная мать не спросила, что хочет предпринять муж, полагая, что он и сам еще толком не знает. Но Марко уже решил.
На следующее утро, на заре, он пошел к соседу Пере.
— Дай-ка мне, Пера, твой карабин, если он исправен.
— Для чего тебе, брат? Неужто тоже в гайдуки собрался?
— Да, только на лисицу. Изводит, проклятая, кур, хочу нынче ее подстеречь.
— Возьми, брат, — сказал сосед, вынося почерневшее от дыма ружье, — висит заряженным с прошлого рождества, подсыпь только свежего пороху на полку, а вот тебе и новый капсюль. Когда продашь шкуру, купишь мне табаку.
— Обязательно, ей-богу! — пообещал Марко и ушел домой нахмуренный, озабоченный, в десятый раз думая об одном и том же…
«По закону я имею право его убить; да еще награду получу, если только назначена… Его подручные меня не тронут потому, что защищал, мол, доброе имя дочери, вот тебе и вся недолга!»
Перед обедом Станка юркнула в растущий за домом сливняк, а оттуда — прямиком в рощу. Шла она сейчас, не чувствуя ни боязни, ни прежнего волнения, подчиняясь лишь непреодолимому желанию видеть Джюрицу. Всем своим существом она отдалась пылкой страсти, позабыла о всякой осторожности.
Полная любовного томления, девушка села рядом с Джюрицей и, нашептывая ласковые слова, не спускала с него глаз. Она открывала в нем все новые и новые достоинства, он казался ей все привлекательней и интересней.
— До каких же пор мы будем так? Ну, говори! — спросила она, после того как улегся первый порыв чувств.
— Откуда мне знать, да и что тут придумаешь? Лучше всего так, как есть, чего нам еще нужно!
— Нет, не хочу я так. В конце концов все выплывет наружу, и тогда куда подашься? Нужно заранее решить, как и что.