— С судом у меня нет никаких дел. Я никому зла не причинила. Это все подтвердят: и он, и люди, на которых нападали.
— Э, девушка, по закону ты виновата в той же мере, что и он. Кто водит дружбу с разбойником, помогает ему, укрывает его — тот тоже преступник. Виновен каждый, кто знает, где находится разбойник, и не выдает его властям. Но повторяю, ты все по-хорошему мне расскажи, и я так устрою, что ты не будешь виновата.
Станка удивилась. По ее разумению, она вовсе не являлась преступницей. «Кто творит зло — тот и отвечает за него, — рассуждала она до сих пор, — а я только хожу с ним, а никому никакого зла не причиняю». Но в голове у нее сейчас стоял такой хаос, что она уже была не в состоянии разобраться в возникающих и исчезающих мыслях. Допрос начальника был неприятен и шел вразрез с тем, что происходило в ее душе: она делает последний шаг, рвет со всем, перед ней разверзается бездна, наступает конец света, гибель всего… или что-то подобное этому, а начальник пристает с мелочами, которые после всего этого не имеют уже, как ей казалось, никакого значения… Станка решила молчать, покуда они не отправятся. И стояла на своем со страшным упорством. Начальник в конце концов безнадежно покачал головой и стал торопить со сборами. Перед уходом он написал и отослал приставу приказ: тотчас схватить Новицу, а если в его доме окажутся еще люди, взять всех и препроводить в тюрьму — и тут же отрядил для этой операции четырех стражников.
— А как же ты? — обратился начальник к Станке. — Нам придется торопиться, ведь мы все на конях. Ты умеешь ездить верхом?
— Сумею, если найдется лошадь, — ответила она.
— Добросав пойдет с приставом, а конь его оседлан, — вмешался в разговор остававшийся в канцелярии стражник, желая уберечь своего коня от трудного похода. — Может, на его коне…
— Добро, раз уже оседлан. Выводите коней!
Спустя несколько минут вооруженный отряд двинулся со двора уездной управы и, чтобы не привлечь внимание горожан в такой глухой час ночи, тут же свернул в раскинувшееся за городом поле. Впереди скакал начальник с магазинкой на плече и револьвером у пояса, за ним Станка с двумя жандармами по бокам, потом три жандарма и два стражника. Жандармы и стражники, как водится, были вооружены до зубов.
Выехав в поле, пустили лошадей во весь карьер. Слышался только глухой топот копыт, фырканье разгоряченных коней да свист ветра в ушах.
Начальник чувствовал себя охотником, приближающимся к логову волка. В воображении вставала приятная картина: он хватает гайдука живьем, связывает его. Тот выдает всех своих сообщников, благодаря чему удается открыть целую разбойничью организацию… Покончив с ней, он садится удовлетворенно за стол и пишет рапорт министру. А там следует официальная благодарность в служебных ведомостях, орден, чин… «Качерский уездный лопнет от зависти, что я утащил из-под самого его носа такого карася! А когда получу указ, пойду прямо к Лене и скажу: «Сейчас ты супруга чиновника первого класса». А она: «Ох, милый, значит, скоро выйдешь в окружные… Это, что ли, на очереди?.. » Ну и повезло мне!
А Станка только слышит, как свистит в ушах ветер; она смотрит в непроницаемую тьму, которая ей кажется еще гуще, еще безотрадней, покачивается взад и вперед, приноравливаясь к аллюру коня, а в голове гвоздем сидит всю дорогу одна мысль: только бы увидеть его обомлевшим от страха перед дулами винтовок, направленными на окна!.. Она станет на виду, и пусть смотрит, пусть знает, кто привел заклятых врагов! А потом все равно, будь что будет!
Когда они в овраге, подле дома Йово, слезли с коней, мрак уже стал рассеиваться. Можно было различить небо, которое, словно гигантская крыша, покрывало лесистую котловину.
Тишина! Ни звука, ни шороха.
— Далеко ли дом? — спросил начальник Станку.
— Вот тут, на косогоре. Камнем добросишь.
— Добро. Сейчас проведи нас с задней стороны… чтобы он не заметил из окна.
— Знаю, вы только ступайте за мной… Там нет окон.
Начальник, в соответствии с разработанным еще по пути, согласно описанию дома, планом нападения, приставил к обоим окнам по жандарму и стражнику. Трое жандармов должны ворваться внутрь, двое из них станут у двери в комнату, третий выгонит во двор домочадцев и задержит Йово.
— А сейчас не зевать! — сказал начальник.
Впрочем, предупреждение было излишним, каждый в этих делах набил руку.
Шли медленно, осторожно, шаг за шагом, озираясь и прислушиваясь. Жандармы с винтовками наперевес, готовые в любой момент открыть смертоносный огонь, если разбойник внезапно нападет на них или пустится в бегство. Обогнув вспаханное поле и поднявшись на пригорок, они увидели небольшой крестьянский дом, с их стороны бревенчатый, а с противоположной, где была комната, глинобитный и побеленный. В мглистом сумраке дом походил на длинный омет соломы, с которого сняли верхушку. Приблизившись к нему, один из жандармов приложил ухо к бревенчатой стене: тишина, все спят крепким предутренним сном. На востоке уже ясно проступали очертания горных вершин, на небе забрезжил бледный свет зари. Мрак редел, растворялся, угасал. Петухи запели свою песню. Светало.