Охотникам удалось подстрелить лишь четыре индюшки, и ужин получился крайне скудный. К рассвету армия Бэкона была просто зверски голодна. Когда же солнце поднялось над лесом, ветерок донес из крепости окканичей дразнящий запах жареной свинины.
После того как отряды были построены, Нед Пео вошел в воду там, куда падала длинная тень индейского форта и, дойдя до середины реки, зычно вызвал Россеши на переговоры. Но вместо вождя на бревенчатую пристань вышел другой индеец, чьи украшения из перьев указывали на высокий ранг.
На звучном алгонкинском наречии Пео передал ультиматум Бэкона: или им будет немедленно выдано шесть полных каноэ маиса, четыре коровы и двадцать свиней, или армия займет деревню.
— За всю провизию мы заплатим рыночную цену, — закончил Пео. — Продайте нам ее, и сегодня же мы уйдем на север. Если откажетесь — готовьтесь к бою.
Индеец на пристани расхохотался. К нему присоединилась горстка молодых воинов, потрясающих оружием и издающих непристойные звуки.
Пео резко повернулся к ним спиной. Дойдя до берега, он повернулся и многозначительно посмотрел на тень частокола.
Ланс Клейборн, десять стрелков из отряда Энрико и дюжина пограничников из Стеффорда заняли позицию на берегу, чтобы прикрывать мушкетным огнем переправу первых трех отрядов на остров, после чего они должны были укрепить правый фланг последнего отряда.
Внезапно с индейской стороны долетел звук мушкетного выстрела. Пео вскрикнул, поднял ружье и послал ответную пулю… Так началась битва, которую по количеству пролитой крови можно сравнить разве что со сражениями Кортеса и Монтесумы на далеком юге.
Изголодавшиеся, нетерпеливые отряды Бэкона с криками рвались вперед. Пять человек упали, сраженные пулями, за ними еще двое… Мушкетные залпы с берега участились, защищая головы смельчаков от стрел и пуль. Люди упорно двигались вперед. Заговорила пушка.
Первые ряды атакующих — отряд нью-кентской милиции Ингрема, поддерживаемый огнем ополченцев из Чарльз-Сити. достиг стен форта. Каждый солдат нес зажигательный снаряд. Посыпая их порохом из мушкетных замков, они высекали искры и бросали пылающие шары в сваленные у частокола ветви колючих кустарников. Подходил отряд из Суррея, уже полускрытый дымом горящих укреплений.
Затем люди Ингрема укрылись в густых кустах в десяти ярдах от стен и открыли огонь по индейцам. Среди защитников началось смятение, многие, не видя за пеленой дыма врагов. напрасно тратили порох и пули, паля наугад.
Почти все отряды Бэкона успешно завершили переправу и. равняя ряды, вступали в бой, а сам он, в сапогах, полных воды. со шпагой в руках и победной улыбкой на лице, стоял на берегу, восхищаясь дисциплиной и мужеством своих измученных людей.
С другого берега непрерывно стреляла корабельная пушка Само орудие, а также запас пороха и ядер стоили жизни шести лошадям, и теперь она словно доказывала, что люди и животные мучались с ней не напрасно.
У канониров — ветеранов армии Кромвеля — была четкая цель: лодочная пристань. Каноэ уже начали набиваться охваченными паникой индейцами, и пущенные опытной рукой ядра топили их одно за другим.
Ланс повел своих пограничников к правому краю атакующих, и, обнаружив участок частокола, оставленный защитниками, они принялись пробивать брешь.
Они первыми попали внутрь форта. Казалось, вся восточная оконечность острова была объята пламенем, огонь распространялся. охватывая весь форт.
Маленький отряд Ланса укрылся за длинным, крытым корой строением и осмотрелся. Обезумевший от страха и огня скот индейцев сгрудился в западной части форта; сами же дикари рвались к восточным воротам и лодочной пристани.
Ланс повел людей вперед, и они добежали почти до вигвама Россеши, прежде чем их попытались остановить. К этому времени весь частокол уже зиял брешами, от летящих искр огонь перекинулся на постройки. После переправы через реку атакующие были мокры до нитки и, прикрывая лица, врывались сквозь охваченные огнем дыры частокола, чтобы продолжить бой уже на вражеской территории.
Россеши с дюжиной воинов-ветеранов пытался прикрыть отступление остальных к восточным воротам. Их стрелы ненадолго сдержали нападающих, но под напором стрелков из Нью-Кента и отряда Ланса последняя организованная группа индейцев дрогнула и скрылась в дыму.
Вождь окканичей, уже дважды раненый, сражался с отчаянием смертника, пока на его пути не возник огромного роста бородач из стеффордского отряда. Два удара штыком — и дух Россеши отлетел в Верхнюю Страну, на Великий совет праотцов.
Злые, голодные люди буквально сошли с ума, рубя налево и направо, сея смерть, пока хватало сил.
Натаниэль Бэкон, в еще недавнем прошлом хрупкий студент Кембриджа и человек сугубо мирный, был поражен этой необузданной дикой яростью. Выхватив шпагу, он пытался обуздать своих опьяневших от крови солдат. Но это была безнадежная затея: некоторые его люди служили еще при Кромвеле, и им доводилось брать замки. Они следовали старому неписаному закону войны: если крепость не сдается — никаких пленных. Кроме того, фермеры ненавидели индейцев за гибель друзей, за сожженные дома, за украденный скот… Ненавидели их за свои ночи, полные страха, ненавидели так, как ненавидят волков.
Никогда еще Ланс Клейборн не видел ничего подобного. Женщины и дети умирали рядом с воинами. Никто из индейцев не спасся.
Бэкон приказал Лансу и его отряду заняться эвакуацией продовольствия из горящей деревни. Они обнаружили много заготовленного впрок мяса и зерна, но вот губернаторские бобровые шкурки погибли в огне.
Люди Бэкона возвращались домой, чувствуя себя настоящими ветеранами. В южных лесах возникло жестокое, беспощадное братство, вскормленное суровыми лишениями, железной дисциплиной и постоянным чувством опасности. Эти люди больше не были неуклюжими фермерами. Они стали солдатами. И они гордились своими проверенными в боях командирами.
Они победили.
Новость о победе Натаниэля Бэкона над ужасными саскеханноками и предателями-окканичами мгновенно разлетелась по всей колонии. Ни одна виргинская экспедиция против индейцев еще не заканчивалась так быстро и триумфально. С благоговейным страхом, как реликвии, передавали из рук в руки вещи, вывезенные из индейской крепости на острове. В богатых домах разговоры и пересуды не смолкали до полуночи.
Прокламация губернатора Беркли, объявлявшая Бэкона бунтовщиком и предателем, была сорвана и растоптана, едва ее вывесили на стене здания Совета в Джеймстауне. Верховный шериф тут же велел повесить новую, на этот раз повыше, но ее постигла та же участь.
Колония еще не привыкла к столь полным победам над воинственными индейцами. Кампанию называли чудом военного искусства. Но кто же он, этот Язон, этот Геркулес западных лесов, этот Бэкон? Много лет назад Вильям Беркли возглавлял экспедиции на Запад, но он никогда не добивался подобных побед. Так кто же он, сделавший все за губернатора и проклятый им за это?
Бэкон, кембриджский барристер, стал оплотом безопасности колонии. И в благодарность губернатор объявляет его вне закона! Трижды «ура» Бэкону! Долой спятившего Беркли!
Беркли созвал заседание совета и услышал массу скверных новостей. Слава Бэкона росла с каждым днем. Глупая молодежь сбегала из дома, дабы присоединиться к его армии для нового похода на индейцев. Губернатора проклинали за беспомощность. Стали раздаваться голоса с требованием его отставки.
Советник Дениэл Парк был одним из немногих, кто осмеливался говорить губернатору правду в глаза.
— Ваше превосходительство, — заявил он, — нам предстоит выбирать одно из двух. Можно послать офицера с приказом арестовать Бэкона, взять на себя командование западной армией и остановить войну с индейцами. Или же признать командующим Бэкона, передав ему все соответствующие полномочия и благословение короля.
— Мы не хотим войны, — негромко сказал Беркли.
— Но война уже идет.