— Батька говорит: в кино, поди, остался, — разговаривала с ним мать.
— В клубе сегодня конференция учителей, даже не заходил туда.
— Не наказала тебе масла постного купить. Не забудь завтра.
— Ладно.
— Самовар как раз вскипел… Щи хлебать будешь? Или картошки положить?
— Картошки.
Вытирая полотенцем красное с мороза лицо, Андрюха прошел в переднюю, где отец подшивал сапоги.
— Здорово, батя!
— Здорово.
Так под вечер они часто здороваются, потому что Андрюха рано уходит на работу: до Ильинского пять километров.
Степан покручивает в бурых от вара ладонях кончик дратвы, наблюдает, как Андрюха, стоя перед зеркалом, дерет расческой жесткие, свалявшиеся под шапкой волосы, поджидает, когда он сядет к столу.
Мать ставит перед Андрюхой блюдо дымящейся тушеной картошки, тарелку рыжиков, приносит самовар, гремит чайной посудой.
С печи, позевывая, слезает теща, бабка Анна, — дробненькая, маленькая старушка с трясущейся губой; жмурясь от электрического света, любуется Андрюхой, хлопает его по круглому плечу, шепелявит!
— Добрый молодеч явился!
Она любит внуков. Особенно жалеет младшего, Кольку, который уехал в Кострому и там женился. Приезжал в отпуск с женой. Не понравилась молодуха бабке. Платья носит выше колен (срам), волосы выкрашены рыжим, начесаны, взбиты не пойми как (будто овин горит, говорила бабка), тонкая, как тростинка, никакой стати. «Экую свистульку нашел! — возмущалась старуха. — Косить не умеет, корову не отдоить, печку не истопить. Куда годна такая баба? Только на божницу посадить да молиться на нее. Тьфу! Прости, царица небесная».
Степан откладывает валенок с воткнутым в подошву шилом, тоже придвигается к столу. Любит он эти неспешные вечерние трапезы, когда собирается вся семья. В такие минуты он по-настоящему чувствует себя главой дома. Приятно видеть ему здорового сына, привычно хлопотливую жену, бабку, с благочестивой строгостью шепчущую перед едой молитву.
— Насчет трактора договорись как-нибудь на днях, — напомнила мать Андрюхе. — Дрова с батькой привезете, пока снег неглубок.
— Сделаю, — пообещал Андрюха, сосредоточенно добывая вилкой чеснок из груздей.
— Ты чево? На работе неприятность, что ли?
— Нет… Жениться мы решили…
— Кто — мы? — спросил Степан, хотя знал невесту.
— Мы с Тонькой.
На минуту все примолкли. Мать смотрела на Андрюху, простодушно моргая, не зная, радоваться или нет такому сообщению. Одна бабка ничего не слышала, но во взгляде ее бесцветных глаз появилась настороженность.
— И когда это вы решили? — продолжал допрос Степан.
— Сегодня.
— Ловко. Так вот враз и решили?
— А что канитель разводить.
— Ну вот, Андрюшка, и твой черед пришел. Коленька опередил тебя, да и живет теперь как отрезанный ломоть. Ведомо, и ты не будешь с нами жить? — с материнской обидой сказала Марья.
— Про што толкуете? — спросила бабка.
Андрюха наклонился к ней, улыбаясь, повторил:
— Женюсь скоро.
— Женишься? — недоверчиво переспросила она, принимая Андрюхины слова за шутку. — Пора, батюшка, погулял — и хватит. Смеешься, поди?
— Нет, серьезно.
— Чью берешь-то?
— Тоньку Маслову, счетоводку, — пояснила за сына Марья. — Дочку Анфисы.
— Ну и ладно, — одобрила бабка. — Свою-то, деревенскую, лучше взять, чем городскую цыпоньку. Живет вон наш Колюха во снохах, сам себе не хозяин. Уж попал в клещи, так не верещи.
Пальцами, иссеченными дратвой, Степан мял в раздумье подбородок, щипал короткие светлые усы, хмурил белесые брови, хотя внутренне был рад.
«Эта девка возьмет его в шоры, — думал Степан о будущей снохе. — Ростом не велика, а нравом бойкая. И то сказать, двадцать восемь парню, погулял, потешился».
— Стало быть, как вы решили: на николин день или на рождество свадьбу? — продолжал расспрашивать Степан. — Бывало, все около рождества гуляли.
— На той неделе, в субботу. — Андрюха по-ребячьи шмыгнул носом.
— Вот те на! — растерялась Марья. — Не светило, не грело, да вдруг и припекло. Куда твоя Тонька денется? Не малина — не опадет. Что за спешность такая? Успеется.
— Постой, — одернул ее Степан, обиженный Андрюхиной несоветливостью. — Такие дела с бухты-барахты не делаются. Надо идти сговариваться с Анфисой.
— Ну вот, сватовство еще затейте! — протестовал Андрюха. — Нечего тянуть. Матери Тонька сегодня доложит то же самое.