— Играй! Кому говорят? Свадьба — никаких запретов! — И принялся усердно дубасить по гладко крашенным половицам валенками сорок пятого размера.
На пороге появился председатель сельсовета, властно крикнул:
— Тихо! — Прищурив серые глаза, выждал, когда утихнет. — Что за балаган устроили? Здесь вам не клуб, а сельсовет. — Сердито посмотрел на секретаршу.
— Я предупреждала, Игорь Акимович, — оправдывалась она.
— А ты, Акимович, не шуми, — подошел к председателю Степан. — Выпей за молодых да поздравь их.
— Нет, нет, — отказался председатель от выпивки. Его обступили, начали упрашивать. Сам Андрюха попросил:
— Не откажи, Игорь Акимович.
Сдался. Выпил. Поздравил, по-отцовски поцеловал молодых.
— Вот так! И делу конец, — одобрил Степан. — Таперя поехали домой.
— Надо бы к нам зайти, чайку попить, — предложила Анфиса.
— Ни к чему. Лишний расход, — отсоветовал Степан.
Сколько ни хлопотал Степан, всей родне и гостям мест в кошевках не хватило. «Вот еще досада!» — расстроился он. Договорились, что остальные пойдут пешком, а навстречу им повернут лошадей. Разве это порядок? Эх, мать честная!
Но когда лошади, бойко звеня колокольцами, под восторженные крики ребят пронеслись селом, когда снова заговорила на все басы-голоса Мишухина гармонь и поплыло навстречу сумеречное поле, немного успокоился Степан.
И все бы ничего, да вот напасть! На замахе у оврага кувырнулась кошевка с молодыми. Худой признак. Матерясь, Степан подбежал к дружке Вовке Кострову, зло пихнул его кулаком в спину.
— Не куль муки, а молодых везешь. В оба глядеть надо. Чего зубы-то, лупите? — обозлился Степан и на молодых.
А те не верят в приметы, хохочут. И Вовка не принимает всерьез Степанова беспокойства. Что с ними поделаешь?
У деревни встретили с факелами ребята. Стоят на обочинах, крутят перед мордами испуганных лошадей огонь. Это молодцы, что устроили такую встречу, только у одного прокеросиненная пакля сорвалась и влетела в последнюю кошевку. Там визг, крик. Кто-то выругался, погнался за ребятами. Но разве их догонишь, они, как зайцы, по сугробам скачут: брючины подоткнуты за отвороты валенок, и нипочем им никакой снег.
Забрехали собаки. Замелькали в освещенных окнах силуэты любопытно прильнувших к стеклам мартьяновцев. Мишка Морозов и Райкин муж дико прогорланили:
«Вот будораги! — подумал Степан. — Ладно, пущай поорут. Гулять так гулять». Он первым распахнул дверь в избу, зажмурился от света двухсотваттовой лампочки, довольно разгладил усы при виде празднично накрытых столов. Жена, бабка Анна и стряпуха тетка Катерина хлопотали, добавляя закусок.
— Эй, хозяйки! Молодых поздравляйте, гостей встречайте! — бойко крикнул Степан, сбрасывая с плеч полушубок.
Из-за переборки выплыла белая и рыхлая, как сдобное тесто, тетка Катерина, вытирая руки о передник, певуче завела:
— Анделы вы мои! Поди, намерзлись! Антонида Васильевна, давай шубку-то повешу, давай. — Это она Тоньку так принялась величать.
Марья поцеловала сына и сноху, слезливо вытянула лицо.
— Ну вот, дочкой теперь мне будешь, — сказала Тоньке. — Живите чередом да честью. Андрюха, смотри не забижай ее.
Андрюха снисходительно ухмылялся, поглаживая мать, как ребенка, по голове. Степан недовольно повел бровью:
— Хватит нежности разводить. Давайте ближе к делу: гости томятся.
Ждали, пока прихорашивалась молодая. Тонька вышла из боковой комнаты взволнованно-счастливая, в тонком белом платье, в черных волосах — сверкающие приколки. Застенчиво улыбается, хлопает глазами, обнаженные руки не знает, куда девать. Рядом с Андрюхой она казалась просто куклой.
— Пора начинать. Рассаживайтесь, рассаживайтесь, — поторапливал Степан, волнуясь перед главным моментом свадьбы, как полководец перед сражением.
— Садитесь, гости дорогие, — приглашала Марья. На улице залаяли собаки, послышались голоса.
Димка привез остальных гостей. Едва распахнул дверь, закричал:
— Горько!
— Потише ты, дишной, — одернула его тетка Катерина.
— Больно быстер: не успели еще вино разлить.
По-хозяйски восседая меж сыновей, Степан распоряжался. Гости чинно сидели, спрятав руки под стол. Кто-то попросил:
— Речь молодым скажи, Степан Михайлович.
— Речи говорить мы не умеем, а слово сказать надобно. — Степан встал, откашлялся. — Живите, ребята, людей не смешите: честь по чести. Где совестно, там и любовно. Мы вот с маткой тридцать годков прожили, и не хуже людей, мирно да совестливо. И вам того желаем. Радости и счастья вам! Выпьем за молодых! — Степан подосадовал про себя, что слово к молодым получилось слишком коротким и малоскладным.