Выбрать главу

Первым встретился Петруха Голопятов — лежит под трактором, кряхтит, затягивая ключами гайки. Увлекся работой. Ноги в кирзовых сапожищах вытянул на самую дорогу.

— Подбери ходули — отдавлю! — крикнул шутя Ершов.

Петруха выбрался из-под трактора потный, с красным от натуги и долгого лежания лицом, волосы всклокочились. Увидел председателя, заулыбался:

— Кто, думаю, под горячую руку кричит? Хотел послать подальше. Здравствуй, Борис Лукич!

— Что у тебя? Серьезное что-нибудь? — Ершов спрыгнул с тарантаса, присел на корточки рядом с Петрухой.

— Крепление левой тяги ослабло.

— Косил клевер?

— Начал. Три раза загон обошел, и вот… — словно провинившись, объяснил тракторист, переминая в руках грязную ветошку.

Председатель подвинул кепку на затылок, окинул взглядом трактор, как будто собирался принимать экзамен у Петрухи.

— Сумеешь сделать? Или нарочного прислать, как вернусь?

— Не надо. Обойдусь. Насчет клевера, Борис Лукич, не беспокойся: завтра весь положу.

Зажужжала пчела, мельтеша перед самым носом. Она как будто выбирала, кого ужалить.

— Ложись! — скомандовал Петруха.

Прикрыв ладонями лицо, Ершов уткнулся в траву, а тракторист гоготал, привалившись спиной к скату.

— Тесть в ульях копошится, вот и злятся пчелы, — объяснил он, когда председатель поднялся, конфузливо моргая.

— Около вашей избы не засидишься. Ты вот что, Петро, собери-ка людей к лавочкам: поговорить надо. И Антон пусть приходит.

— Его касаемо что-нибудь?

— Всех.

…Минут через пятнадцать еланинские жители были в полном сборе. Пришел Алексей Сухов с годовалой дочкой на руках, пришел и старик Антон в помятом холщовом костюме и соломенной шляпе — прямо с пасеки. Сел рядом с председателем, разгладил белую бороду.

— Что же, Борис Лукич, нам ни радиво, ни електричества не проводите? В Бакланове телевизоры смотрят, а мы что? Али хуже других? Али мы отработали свое колхозу — по тридцать годиков без побегу, — дак нам ничего не надо? — не дожидаясь председательского слова, начала разговор Анна Колесова — высокая, плоскогрудая баба.

Поработала она на своем веку и в колхозе, и на лесозаготовках, и на сплаве вровень с мужиками, и бригадиром. Одна вырастила сыновей. Лицо у Анны узкое, кожа на нем сухая, темная, как пожухлый осенний лист.

— Об этом я и приехал поговорить, — доложил Ершов. — Нет смысла тянуть сюда две линии. Одних столбов потребуется триста штук. Вы должны понять это, товарищи. Давайте трезво обсудим.

— Антиресно! — осуждающе качнул головой Антон.

— Вчера заседало правление. Решили переселять вас в Бакланово. Вот я и собрал вас.

— Агитировать, значит? — снова вставил Антон и нетерпеливо поскреб ногтями по волосатой щеке.

— Да, агитировать. — Ершов обвел всех взглядом, опершись локтем на острое колено, взял в горсть подбородок. — Знаю, трудно бросать насиженное место, но сделать это рано или поздно придется.

— Куда же это ты нас, Борис Лукич, селить собираешься? Может, к себе на постой возьмешь? — подшутила Варвара Сухарева. Сложив на груди пухлые руки, усеянные золотинками, она насмешливо переглянулась с подругами. Вся она была толстая и круглая, и лицо было круглым, и губы округлялись, когда начинала окать, и оттого казалось, что слова выкатываются из ее рта.

— Решили отдать вам два дома, которые строились для молодоженов. Молодые подождут до будущего года, у родителей поживут. Думайте. И мой совет — соглашайтесь.

— Чего думать? Я хоть сейчас готов ехать, — огорошил баб Алексей Сухов. — Моей Ирке нынче в школу идти. Ты как, Петрух? — спросил он приятеля.

— Если квартиру дают, согласен. В мастерские ходить за шесть верст надоело.

— Ты бы языком-то помене болтал, — одернул зятя Антон. — Режешь не мерявши.

— Что же вы, Антон Иванович, останавливаете его? — повернулся к старику Ершов. — Если дочь с мужем переедут, неужели останетесь?

— Эк удивил! — колко глянул на председателя Антон. — Да по мне, пущай все уезжают.

— А вы?

— А я — ни в жись! Что где родится, то там и пригодится. Вот мой сказ. И никаких гвоздей! Силой не повезете, не дадено вам таких установлений.

— Зря горячитесь, Антон Иванович. — Ершов кинул под каблук окурок. — Дело тут добровольное. Кто еще согласен переезжать?

— Надо подумать. У нас здесь и покос и огороды; грибы, ягоды — под руками. Привыкли к своему-то месту, — сказала тетка Устинья.

— То-то и оно, — одобрил Антон. На баб он надеялся: эти не бросят свою деревню.