Вошла сноха Валя, поморщилась от дыма. Большеглазая, бледнолицая она прислонилась к косяку, сложив руки на выпятившемся животе, с укором глянула на Тимофея.
— Папаша, хватит тебе, на ферму ведь надо.
— Чепуха! Ты, Валя, нам не препятствуй. Вишь, гость приехал. Ты разве не знаешь Анатолия-то? Родственник наш, мировой парень…
Вале трудно было переносить запах курева — ушла в горницу. Следом за ней ворвалась Наталья Кудрявцева, наделала бесполезного шуму.
— Вона как расположился! Кто коров-то доить будет, черт окаянный? Мне одной, хоть умри, не управиться. Слышишь, мычат на всю деревню.
— Наплевать, разок недоенные побудут. Пущай гуляют до вечера, бабы приедут — подоят.
— Ты что мелешь-то? Огрубеют вымена, испортим стадо. Иди, тебе говорят!
— Ты на меня не покрикивай, не имеешь права. Сказал, не пойду, значит — ша! — Филимонов был уже неукротим, он сурово глянул на Наталью и так отмахнул рукой, что опрокинул цветок на подоконнике.
— Э-э, залил бельма-то! — осуждающе покачала головой Наталья.
— Не ругайся, тетя Наташа, все будет в порядке, — вступился Толька.
— Чего уж в порядке? Дернуло вас в такой момент. Чистое прегрешение!
Поняв, что разговор напрасный, Наталья хлопнула дверью. Тимофей заносчиво выкрикивал:
— Плевал я на все! Чуть у Филимонова причина, и сразу — паника. Без нас — ни туды и ни сюды. Верно я говорю?
— Мое дело — сторона, я в отпуске.
— Правильно, не обращай внимания. Я-то уж привык тут канителиться с бабами, а ведь того не поймут, что мужику хочется иной раз вольготы. Зимой дали мне путевку в дом отдыха, думал действительно отдохну, да вышла обратная картина: то нельзя, это не положено, все какие-то ограничения. Как на грех, поскандалил там с одним чистоплюем, из-за него выпроводили меня раньше сроку и бумагу на совхоз прислали…
— Надо, пожалуй, домой двигать, — сказал Толька.
— Полно! Дом теперь не за горами, я тебя провожу. Давай-ка плеснем еще. Эх, один раз живем!
И снова Толька вскрывал ножом консервы, толсто кромсал колбасу. С тяжелой головой и полегчавшим рюкзаком лишь под вечер ушел он в свое Кузьминское. Тимофей в провожатые не годился.
Совещание животноводов началось в районном Доме культуры, его открыл первый секретарь райкома Торопов. С докладом выступил начальник управления сельского хозяйства. Неожиданно для Лены он произнес ее имя, дескать, третий год замечательно трудится на зареченской ферме молодая доярка Лена Полякова — это хороший пример для молодежи района, заканчивающей десятилетку. Анна Филимонова одобрительно подтолкнула ее локтем. При этом Лене показалось, что не только сидевшие в президиуме, но и все собравшиеся смотрят на нее. Она смущенно переминала в руках носовой платок, оправляла новое крепдешиновое платье, к которому еще не привыкла. Чтобы не помять его, сидела прямо, не прижимаясь к спинке, похожая на внимательную ученицу своей непосредственностью, живостью золотисто-карих глаз. Лицо ее было чистым и свежим, как майское утро, мочки маленьких ушей розовы, и на щеках при малейшем стеснении вспыхивал пугливый румянец. На нее и в самом деле обращали внимание, сама Кузнецова, на груди которой сверкала Золотая Звезда, казалось, завидовала ее молодости и, может быть, вспоминала свою. Это была пожилая женщина с поредевшими, волосами, причесанными, на пробор, она сидела в президиуме как-то по-домашнему, положив на стол руки, надоившие молочные реки. Знатная доярка, Герой Социалистического Труда. Как всегда, ей было предоставлено слово, затем поделились опытом гости, приехавшие из соседних соревнующихся районов.
Лена как бы очнулась, еще раз услыхав свою фамилию, когда стали зачитывать решение о присуждении премий по итогам соревнования за зимне-стойловый период:
— …Почетную грамоту РК ВЛКСМ и ценный подарок вручить доярке зареченской МТФ Поляковой Елене Дмитриевне…
Торопливой, легкой походкой Лена направилась к столу президиума и шла, как ей показалось, долго, точно во сне, когда бежишь изо всех сил, а не бежится. Ей оглушительно и тоже долго хлопали, жали руку и Торопов, и Кузнецова, и даже гости из других районов. Не зная, как лучше держать грамоту и маленькую коробочку, не научившись унимать волнение в таких случаях, Лена, с тем же проворством сбежала по ступенькам со сцены, чтобы поскорей сесть на место. В коробочке оказались часы-кулон. Лена машинально перебирала тонкую цепочку, щелкала крышечкой: было приятно ощущать пальцами холодок металла этой изящной вещицы. Анна что-то говорила ей, но она ничего не могла слышать в такой момент…