— … хороший… не станет обузой… — негромко возразил Лаки.
— У тебя ещё ипотека до конца не выплачена, вам даже жрать нечего будет. Ты головой думаешь или другим местом? Может, он вообще заразный какой? А ты давай, тащи его в дом, ещё в кровать к себе засунь и в задницу поцелуй.
— Вот тебя забыл спросить, кого мне куда целовать, — вспыхнул Лаки.
— Тебя на Новый год, между прочим, шеф хочет видеть со всеми в ресторане. Пора перестать откалываться от коллектива, — напомнил ему коллега.
— …такое дерьмо… да, ты прав… должен ему отказать… — отрывками донеслось от фудтрака. Больше Лохматый не слушал. Крупные слёзы покатились из глаз, и он, сгорбившись, побрёл прочь в темноту.
***
— Не, ну что за дерьмо, — Лаки швырнул в мусор стаканчик с недопитым кофе, — придётся снова перед шефом извиняться. Не попадаю я с ним на этот корпоратив сраный.
— Довыпендриваешься ты, Везунчик, что когда-нибудь тебе не повезёт по-крупному. Послушай старого друга, брось ты его, пока не поздно.
— Не брошу, — упрямо настаивал Лаки.
— Тогда ко мне жаловаться не приходи, когда он пошлёт тебя нахрен и сбежит обратно под кустом медитировать.
— А не пошёл бы ты сам нахрен, а? — взорвался Лаки.
— Да пошли вы оба к чёртовой матери, что ты, что дружок твой патлатый, — коллега сплюнул на снег, отшвырнул свой стаканчик, развернулся и пошёл прочь.
— Ну и вали, — пожал плечами Лаки и заторопился к траку с хот-догами, где оставил Лохматого. Но того не обнаружилось ни у трака, ни за ним.
— Где ты? Ау! Отзовись! Куда ты?.. — Лаки бегал вокруг вагончика, но никто не отзывался, вокруг было пусто, Лохматый исчез, а падающий снег надёжно скрыл неглубокие следы. — Ушёл. Но почему? — он сидел на лавочке, опустив голову, и не мог понять, что произошло.
— … тебя… ненавижу… — донеслось издалека.
Он поднял голову. Возле кофейного трака топталась парочка, выбирая угощения.
— Я тебя не понимаю. Как можно пить эту гадость. Ненавижу этот вкус, — девушка от возмущения стала говорить громче… и до него дошло: «Он слышал! Их разговор. Точнее, какую-то его часть».
Лаки сорвался с места, побежал опять в ночь с криками «Ты услышал не всё!», «Это не то!», «Ты не так понял!», «Я никуда без тебя не пойду!», но было поздно, на его крики только заснеженные ёлки в парке отвечали скрипом стволов, да вороны упрекающе каркали со старого тополя.
***
Прошло две недели. Наступало Рождество. В Сочельник Лаки неспешно шёл по заснеженным улицам, вдоль которых уже начинали загораться фонари, и думал о том, что после праздников нужно сделать очередной взнос по ипотеке, а в машине опять потекло масло, и заказов на работе опять станет совсем мало, как оно обычно бывает в начале года. Ноги сами вынесли его на знакомую поляну.
Падал крупный снег. Лохматый стоял под ёлкой, склонив голову набок, и разглядывал смешные картонные припорошенные снегом игрушки, которыми ребята из соседней школы разукрасили чуть ли не весь парк.
Лаки тихо зашагал к ёлке.
— Прости меня, — он опустился на колени и замер.
Лохматый посмотрел на него большими карими глазами, чуть слышно вздохнул, подошёл и прижался боком.
Лаки протянул руку и осторожно смахнул ему со лба растрепавшуюся челку:
— Пойдём домой, а?
Они шли по заснеженному парку, улыбаясь друг другу, играя в догонялки в пушистом снегу, падая в сугробы, отряхиваясь и ловя языком крупные разлапистые снежинки. Вслед за ними зажигались фонари. И было совершенно неважно, что происходит вокруг, потому что теперь они были вместе. Лаки и его пёс — Лохматый.
Конец