Я с детства не переносила уколов и вообще вида иголок, и Хэнк, разумеется, отлично об этом знал. Он достал из кармана уже заправленный шприц, а я попыталась отвести глаза. Странно, что меня всё это по-прежнему цепляло, ведь необходимость смотреть на иглу, вводимую под кожу, была самой меньшей из зол.
- Не отворачивайся, сука, - довольный произведённым эффектом, сказал Хэнк, и я подчинилась, хотя бы чтобы избежать очередных побоев. Я боялась, что хотя бы один удар сможет вновь убить моё желание сбежать отсюда. Я с максимально бесстрастным выражением лица наблюдала, как тонкая игла протыкает и без того испорченную бесчисленными уколами кожу. Прошло несколько минут, прежде чем Хэнк снова заговорил - я знала, что наркотик начал захватывать его сознание. - Как здорово, что ты здесь, детка, - начал он, поглаживая мою лодыжку. Мне удалось подавить дрожь - упаси Господи, если Хэнк бы воспринял её за зарождающееся желание. - Лежишь тут, такая красивая, а они все думают, что ты гниёшь на кладбище. Ловко вышло, да? Вот как я отобрал тебя у твоего муженька. - Он хрипло захохотал, рука двинулась выше по моей ноге, и я изо всех сил напряглась, чтобы не двинуть ему этой самой ногой. - Ты теперь будешь всегда только моя, детка, только моя… - Его безумный смех всё не смолкал, ладонь практически добралась до штанины моих шорт, но неожиданно хохот превратился в надсадный кашель - и в следующую секунду Хэнка стошнило прямо на ковёр, и он повалился вниз.
Я взвизгнула и чисто по-женски подобрала колени к груди. А Дуайт лежал лицом вниз, силясь подняться, пока он продолжал блевать. В какую-то минуту меня охватило жестокое желание наступить ногой на его лопатки, чтобы он задохнулся в собственной рвоте и ворсе ковра, но всё происходило само собой - и хорошо, потому что моя совесть могла бы сыграть со мной злую шутку когда-нибудь потом, когда воспоминания о проведённых в этом месте неделях потускнеют - если такой момент действительно мог бы произойти. Хэнк продолжал кашлять, в комнате повис кислый запах блевотины, а я расширившимися глазами наблюдала за его содрогающимися плечами. Прошло какое-то время, и он упал лицом вниз и затих. Я просидела ещё несколько минут, не отрывая взгляда от коротких тёмных волос на затылке Хэнка. До меня медленно доходил смысл случившегося, и, когда я поняла, что всё-таки произошло, и осознала свою свободу, я даже испугалась. Преодолевая отвращение, я ногой перевернула Хэнка лицом кверху. Голубые глаза со зрачками-бисеринками невидяще уставились в потолок.
Не теряя ни минуты, я вскочила с постели и рванулась к двери своей темницы. Она оказалась, конечно, заперта, но я знала, что ключ Хэнк всегда носил с собой. Несмотря на то, что лежащий на ковре труп был испачкан в блевотине, я не испытывала никакого дискомфорта, шаря по карманам куртки Дуайта. Когда-то я ужасно боялась мертвецов, но не теперь. Только сейчас я осознала смысл давно сказанных мне мамой слов: “Мёртвых бояться не стоит, стоит бояться живых”. Человек, который причинил мне столько вреда, после смерти совсем не казался опасным…
В конце концов ключ оказался в моей руке, и, распахнув дверь - я даже подумать не могла, как часто мечтала об этом за время своего заточения! - обнаружила себя у подножия лестницы. Я всё-таки была права, местом моего заточения было подвальное помещение. Я поднялась по лестнице и огляделась. Комната, где я оказалась, была похожа на свинарник, в противовес роскоши внизу. Помещение вообще напоминало переделанный гараж с продавленным диваном, холодильником, плитой и столом. В полумраке я не сразу сориентировалась, в какой стороне находится входная дверь. В конце концов, я нашла её и впервые за долгое время ощутила запах свежего воздуха.
Сначала у меня закружилась голова. Слабый ветерок был очень тёплым, и я вдруг остро осознала, что действительно не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я исчезла из семьи. Тогда был самый разгар зимы, а сейчас… Я растерялась. Судя по ощущениям, около середины мая - или, возможно, даже начало июня. Первым порывом было бежать до первого же указателя, чтобы понять, где я сейчас нахожусь, но тут я, опьянённая чувством свободы, всё-таки вспомнила о том, что одета лишь в коротенькие шорты и майку, которые не скрывали моих жутких синяков. Я с полминуты размышляла, что делать, пока не вспомнила о полном гардеробе внизу.
Возвращаться туда не было никакого желания, но я действительно не думала, что смогу далеко уйти в таком виде. Так что, несмотря на затопивший меня страх, я спустилась в свою теперь уже бывшую камеру. В гардеробе обнаружила длинную юбку и лёгкую, но достаточно плотную кофту, закрывающую мои истерзанные руки. Также там обнаружился длинный шарф, которым я замотала покусанную шею и прикрыла часть лица и волосы. Закутываясь в шарф, я подумала, как хорошо, что я не проявляла интереса к содержимому шкафа прежде; найдя этот кусок ткани раньше, я, чего доброго, могла бы и повеситься. Уж точку опоры я, наверное, придумала бы…
Разочарованная тем, что не нашла никакой обуви, даже самых захудалых тапочек, я всё же обнаружила уже наверху шлёпанцы Хэнка. Было ужасно неудобно, но за неимением лучшего… А ещё, судорожно шаря по вещам Хэнка, я нашла внушительную стопочку налички. Её я забрала без малейших угрызений совести: мне нужно было добираться домой, а Дуайт за всё, что он мне причинил, должен был мне куда больше денег, чем было в стопке. Словом, я вышла из дома и двинулась вниз по улице в поисках таблички с указанием названия улицы. Когда мои поиски увенчались успехом, я едва ли не расплакалась от облегчения: я всё ещё была в Сан-Франциско. Я подозревала это с самого начала, но боялась казаться себе в этом уверенной на все сто, чтобы не разочароваться. Улица, на которой я находилась, была пустынной. Во всяком случае, я не обнаружила никого, кто помог бы мне добраться домой. Я с трудом добралась до более оживлённой дороги и в конце концов оказалась в такси.
- Куда Вам, мисс? - вежливо спросил водитель, и я задумалась. Уже начинало темнеть, и я решила, что не могу ехать сразу домой. Мне было действительно страшно появиться на глаза мужа сейчас, в таком виде, в таком состоянии… Родителей, которые явно тяжело переживали мою мнимую смерть, я тоже не хотела бы пугать. Не думаю, что внезапное возвращение “блудной” дочери могло положительно сказаться на их здоровье. Когда таксист настойчиво повторил свой вопрос, я назвала адрес единственного человека, который в своё время не поверил в мою гибель - Катрионы.
Да, конечно, она, может, и верила, что я жива, но этот факт не помешал ей, раскрыв двери, громко ругнуться и хлопнуться в обморок.
*
К чести Катрионы, она пришла в себя довольно быстро. Мне повезло, что в тот час она была дома одна; наверняка ведь, будь Фред рядом, мне пришлось бы рассказывать всё им обоим. Кат быстро отправила меня в ванную и, не обращая внимания на мои протесты, помогла мне вымыться - как если бы я была маленьким ребёнком. Впрочем, её помощь действительно оказалась неоценимой, ведь едва я оказалась в тепле и безопасности её дома, как тут же почувствовала боль в каждой чёртовой мышце, словно по мне танк проехался. После банно-прачечных процедур я, облачённая в халат Катрионы, была щедро обмазана заживляющими мазями.
- Конечно, - сказала Кат, - нужно ехать в больницу. Но сначала давай-ка попробуем разобраться, где ты была всё это время.
Я кивнула, разделяя её позицию.
- А какое число сегодня? - я вспомнила, что до сих пор не поинтересовалась этим моментом.
Катриона взглянула на меня и поморщилась.