Только один неприятный момент, за исключением моего беспокойного сна и временами накатывающей волнами апатии, тревожил меня. Когда ко мне вернулась способность рассуждать трезво, я вдруг поняла, что Хэнку ни за что не удалось провернуть это всё в одиночку. И более того, человек, помогавший ему, явно был близок к моей семье. Ведь те фотографии с моих мнимых похорон он не мог сделать самостоятельно, да и кто-то же держал его в курсе дел… Например, он не мог ниоткуда узнать о том, что тогда Кат не поверила в мою смерть и тем более, что она поссорилась по этому поводу с Фредом. Словом, я чувствовала, что эта история не закончилась с гибелью Дуайта, и это сильно волновало меня. Но Гарри, с которым я делилась своим беспокойством, утешал меня, говоря, что никому больше не позволит обидеть меня. И что, если мне будет угрожать опасность, он сделает всё, чтобы я была защищена.
Как-то незаметно наступила наша вторая с Гарри годовщина свадьбы. Празднество было бурным: отмечали не только годовщину, но и моё возвращение в мир живых. Мне было немного страшно оказаться перед всеми этими людьми, многочисленными родственниками и друзьями, но я преодолела свой страх с помощью мужа. В конце концов у меня даже получилось насладиться праздником. Хотя Глория и Ванесса, которых муж на пушечный выстрел не подпускал к больнице, когда я там лежала, мотивируя это тем, что мне сейчас будет вреден шум и гам - а после больницы я и сама никого видеть не хотела - выглядели при встрече так, как будто сейчас кинутся мне на грудь и оросят моё красивое зелёное платье слезами, муж взглянул на них так, что они хором натянули улыбки. Я махнула рукой - мне действительно было отрадно их видеть. Я даже не понимала, как на самом деле соскучилась по этой парочке. Хотя за полгода они обе как будто не сильно изменились внешне, я изъявила желание встретиться с ними в самое ближайшее время. Гарри нахмурился, сообщив, что обязательно позволит мне это “когда-нибудь потом”.
- О, Хейли, твой муж - настоящий тиран, - шутливо заявила Несси, и мы все расхохотались. Обстановка разрядилась - веселье продолжалось.
Мои родители вскоре забрали Эвелин, а отец и мать Фреда, с которыми до этого я имела удовольствие видеться лишь на собственной свадьбе, взяли Макса. Старшее поколение вместе с самым младшим решили позволить “молодёжи” хорошенько отдохнуть. Должна сказать, и мы, и наши гости возможностью этой не пренебрегли. Расходились далеко заполночь, и меня накрыло де жа вю: всё было так похоже на первую вечеринку в нашем доме, которая, кажется, прогремела так давно и закончилась зачатием Эвелин…
Проводив последнего гостя, я отправилась мыть посуду.
- Может, подождёшь до утра? - спросил Гарри, тенью следуя за мной на кухню. Я обратила внимание, что он уже успел снять галстук и расстегнуть верхнюю пуговицу белоснежной рубашки. Он был так чертовски хорош, что я даже испытала гордость за то, что этот молодой привлекательный мужчина - мой муж, который любит меня и принадлежит одной мне безраздельно.
- До утра оно всё засохнет к чертям, потом зубами не отдерёшь.
Гарри обречённо вздохнул: он явно устал от вечеринки и теперь хотел спать, но не мог оставить меня одну. Его решение помочь мне помогло нам вдвое ускорить процесс, так что вскоре уже я стояла у двери своей спальни, сопровождаемая мужем. Это было несколько забавно: как будто он был моим воздыхателем, провожающим возлюбленную под подъезд родительского дома.
- С годовщиной, - сказала я ему, берясь за ручку двери.
- Спокойной ночи, - откликнулся он, наклоняясь и целуя меня.
Этот поцелуй не был похож на те, что в течение последних двух недель он дарил мне на нашем многострадальном диване. Я остро ощутила, что живу под одной крышей с взрослым половозрелым мужчиной, который явно желал меня - свою жену. Он обнял меня так крепко, что у меня перехватило дыхание; из-под одной его руки посыпались на пол шпильки из моих волос, а под другой смялся зелёный шёлк моего платья. Я даже не поняла, как открылась дверь спальни, как я очутилась на кровати, но неожиданно ощущение постели под моими лопатками, в то время как я оказалась прижатой телом мужчины, напугало меня, и я впала в истерику.
Мои рыдания мгновенно остудили пыл Гарри, и он сел, осторожно прижимая меня к своей широкой груди. Я поливала белоснежный хлопок его рубашки слезами, оставляя на ней чёрные разводы туши, пока он, укачивая меня, шептал какие-то слова извинения за свой неконтролируемый порыв, убеждал, что всё будет хорошо, и впервые от его речей мне становилось только горше.
- Не извиняйся, - всхлипнула я, силясь успокоиться, - ты же не виноват, что у тебя жена такая… поломанная.
Гарри нашёл в себе силы усмехнуться. Я не могла этого видеть, но услышала. Это слегка отрезвило меня.
- Хейлз, - твёрдым голосом произнёс Саутвуд, - ты не поломанная. Я понимаю, что тебе страшно, и я готов тебя ждать, сколько угодно. Я люблю тебя, ты понимаешь?
Я кивнула, ещё сильнее размазав остатки макияжа по его рубашке.
- Скажи мне, этот урод… он ведь не только бил тебя, да?
- Д-да, - выдавила я, снова начиная реветь.
Гарри шумно выдохнул.
- Почему ты не сказала раньше?
- Боялась, - честно призналась я, - это так… мерзко. Я теперь кажусь себе такой запятнанной, грязной, что не могла говорить об этом.
- Я понимаю, - медленно проговорил Гарри, - нет, ни хрена я не понимаю. Причём тут ты? Это он был грязным и запятнанным, Хейлз. И к сожалению, он посмел затронуть своей грязью и тебя. Но ты здесь ни при чём. Я знаю, что это никогда не происходило по твоей воле, так что перестань винить себя чёрт знает в чём. Мать его, надеюсь, этот ублюдок в аду круглосуточно варится живьём в котле!
Искренняя ярость, с которой муж произнёс последнюю фразу, неожиданно успокоила меня. Вера в то, что Гарри никогда не обидит меня и не позволит сделать это кому бы то ни было, окрепла в ту минуту сильнее, чем за прошедшие две с лишним недели.
- Я никогда не стану принуждать тебя к чему-либо, - пообещал Гарри, намекая на недавний эпизод со страстными поцелуями.
- Я знаю. Я верю тебе, Гарри.
Он уложил меня в постель, хотя я явно была одета не для сна и по-прежнему неумыта. Бережно стерев следы слёз с моего лица, Гарри наклонился, чтобы поцеловать меня перед сном, но я снова села на постели, прижимаясь к нему, желая вернуть чувство защищённости, которое дарили его руки.
- Останься со мной, пожалуйста, - прошептала я, надеясь, что если я буду в его объятиях, ставшие привычными ночные кошмары не посмеют завладеть моим сознанием. Я понимала, что прошу у него слишком многого, но Гарри терпеливо лёг рядом со мной - как был, одетый, - и привлёк меня к себе.
Я с трудом могла припомнить, спала ли я когда-нибудь так спокойно, как в ту ночь.
*
После годовщины я наконец поняла, что означают слова из брачной клятвы: “И в горе, и в радости”. Днём мы с Гарри делили радости. Он наконец сумел убедить меня выйти из дома, и мы стали подолгу гулять с Эвелин по парку. Жизнь снова начинала бить во мне ключом, как прежде, и я почти что чувствовала себя счастливой. Гарри возил нас с Иви по магазинам, и я с радостью преподавала годовалой дочери азы шоппинга, обряжая её во всевозможное крошечные шмотки. Однажды Саутвуд повёл нас в лунапарк - мы целый день катались на аттракционах, которые дозволялись для детей до трёх лет, а под вечер Гарри выиграл для нас с Иви в тире по огромному плюшевому медведю. Игрушке я радовалась едва ли не более бурно, чем дочь.