Искренняя ярость, с которой муж произнёс последнюю фразу, неожиданно успокоила меня. Вера в то, что Гарри никогда не обидит меня и не позволит сделать это кому бы то ни было, окрепла в ту минуту сильнее, чем за прошедшие две с лишним недели.
- Я никогда не стану принуждать тебя к чему-либо, - пообещал Гарри, намекая на недавний эпизод со страстными поцелуями.
- Я знаю. Я верю тебе, Гарри.
Он уложил меня в постель, хотя я явно была одета не для сна и по-прежнему неумыта. Бережно стерев следы слёз с моего лица, Гарри наклонился, чтобы поцеловать меня перед сном, но я снова села на постели, прижимаясь к нему, желая вернуть чувство защищённости, которое дарили его руки.
- Останься со мной, пожалуйста, - прошептала я, надеясь, что если я буду в его объятиях, ставшие привычными ночные кошмары не посмеют завладеть моим сознанием. Я понимала, что прошу у него слишком многого, но Гарри терпеливо лёг рядом со мной - как был, одетый, - и привлёк меня к себе.
Я с трудом могла припомнить, спала ли я когда-нибудь так спокойно, как в ту ночь.
*
После годовщины я наконец поняла, что означают слова из брачной клятвы: “И в горе, и в радости”. Днём мы с Гарри делили радости. Он наконец сумел убедить меня выйти из дома, и мы стали подолгу гулять с Эвелин по парку. Жизнь снова начинала бить во мне ключом, как прежде, и я почти что чувствовала себя счастливой. Гарри возил нас с Иви по магазинам, и я с радостью преподавала годовалой дочери азы шоппинга, обряжая её во всевозможное крошечные шмотки. Однажды Саутвуд повёл нас в лунапарк - мы целый день катались на аттракционах, которые дозволялись для детей до трёх лет, а под вечер Гарри выиграл для нас с Иви в тире по огромному плюшевому медведю. Игрушке я радовалась едва ли не более бурно, чем дочь.
По ночам же Гарри забирал на себя часть моих горестей. Мне по-прежнему порой снились кошмары, но, просыпаясь в холодном поту, я находила себя в надёжных руках мужа, ставших мне сродни наркотику.
Всё же я понимала, что вечно помятый вид супруга и его явный недосып - на моей совести. Так что однажды я решительно отклонила его предложение о совместном сне и отправилась в спальню в гордом одиночестве, чтобы Гарри мог спокойно выспаться.
Пускай не сразу, но мне всё-таки удалось уснуть. Хотя уже через пару часов я пробудилась от мерзкого видения: Хэнк тянул ко мне мёртвые руки, захлёбываясь рвотой, и бормотал, что я принадлежу ему. Очнувшись ото сна, я не сразу поняла, что нахожусь дома, в своей постели, но это не принесло мне облегчения. Я встала с кровати и направилась в спальню мужа - ноги сами несли меня туда быстрее, чем я могла обдумать своё поспешное решение. Но мне были нужны успокаиваюшие объятия Гарри, и, видит Бог, я наконец осмелилась позволить ему соблазнить меня ещё раз. Мой бедный супруг! Должно быть, он действительно сильно любил меня, если ему хватало терпения лежать со мной в одной кровати каждую ночь и не прикасаться ко мне в интимном смысле. Твёрдо решив вознаградить его за сдержанность, я толкнула дверь спальни Гарри.
Он проснулся сразу же, как только приоткрытый вход в комнату впустил туда слабое освещение коридора; как будто ждал, что я приду. Гарри - такой заспанный, щурящий глаза, такой милый, что у меня защемило сердце, - сел на постели, включил лампу на прикроватной тумбочке, и я тотчас же бросилась в его объятия, раскрытые в ожидании. Несколько минут я провела вот так, убеждаясь, что в любящих руках мне не грозит никакая опасность.
- Хейлз, - хрипло прошептал муж, красноречиво глядя на задравшийся край моей ночной рубашки, - ради всего святого… Я же не монах.
- Да, - просто ответила я, прежде чем впервые за два года самой поцеловать мужа.
В его комнате было прохладно, так что, когда шёлк ночной рубашки стараниями Гарри обнажил моё тело, я слегка замёрзла. Муж уложил меня на постель, а сам встал рядом, благоговейно разглядывая мою наготу. Я зажмурилась: память оказала мне плохую услугу, и перед глазами пронеслась сцена, когда я так же лежала, голая и беззащитная, перед жестоким, собственническим взглядом Хэнка.
- Шш, любимая, - раздался осторожный шёпот мужа, и я, вынурнув из неприятного воспоминания, распахнула глаза. Конечно, это был не Хэнк. Это был Гарри с его нежным любящим взглядом, Гарри, который день за днём вытягивал меня из анабиоза.
Я слегка расслабилась. Муж сел рядом, кончиками пальцев проводя по моей коже. От ключиц к груди и по животу, потом - обратно. Наклонившись, Гарри поцеловал меня, но его поцелуй, хоть и далёкий от невинного, не был требовательным, скорее - просящим. Его губы двинулись ниже, по шее, заставляя моё дыхание возбуждённо прерываться. Мельком скользнули по груди, животу, бёдрам, целуя мою кожу там, где ещё несколько недель назад были синяки; окончательно заживляя, прогоняя ужасные воспоминания и даря взамен новые. Гарри провёл дорожку из поцелуев до самых лодыжек, прежде чем снова начать передвигаться выше. К тому моменту я уже почти забыла о том, что ещё несколько минут назад испытывала страх.