Она сама пока не видела меня, просто шла вперед, не обращая внимания ни на кого вокруг. Я вышел из тени и последовал за ней, только по другой стороне улицы. Через несколько минут она остановилась на перекрестке, пропуская едущие машины. Я стоял через дорогу от нее, и ждал, пока она повернется в мою сторону. Но она смотрела только в асфальт перед собой. Каждая проходящая секунда казалась мне неимоверно долгой. Но таких секунд было не много. В конце концов, она подняла голову, посмотрела прямо на меня и замерла, словно каменное изваяние. Машины уже давно проехали, и дорога была свободна, но она не двигалась с места.
Я не считал время, и просто стоял на месте и смотрел на нее. Мои губы слегка изогнулись в улыбке, а ее лицо выражало удивление смешанное с радостью. Потом, словно придя в себя, она пошла ко мне, почти срываясь на бег, и приблизившись, налетела меня, вцепившись мертвой хваткой.
- Блядь, не могу поверить, что это действительно ты, - шептала она, трогая рукой мое лицо, - я думал, что уже никогда тебя не увижу.
Я улыбался и смотрел на нее, крепко прижимая ее за талию к себе. Я обратил внимание, что ее волосы, которые раньше были огненно-рыжие, теперь приобрели почти красный цвет. Я глубоко вдыхал ее одуряющий запах, который совсем не изменился, которого мне никогда не будет достаточно.
- Если есть такая возможность, - сказал я ей, - то давай уйдем отсюда в другое место, где не будет столько лишних любопытных глаз.
- Я бы пригласила тебя в свою комнату, но по понятным причинам не могу этого сделать. Поэтому пойдем в корпус, там, по крайней мере, тепло, и я знаю место, где мы можем остаться одни.
Мы продолжали стоять и смотреть друг на друга, и на ее лица появилась такая знакомая ухмылка, от которой в моем воображении возникали яркие образы, ассоциации и воспоминания.
- Идем, - повторила она, и, поправив сумочку на плече, пошла в сторону корпуса. Я последовал за ней.
- Как ты думаешь, - спросил я, - там могут кого-нибудь смутить мои очки? Я бы не хотел снимать их в людном месте.
На секунду ее лицо приняло тревожное выражение.
- Здесь полно придурков, так что не переживай. Просто будь одним из них.
- С этим не возникнет проблем, - с некоторым облегчением ответил я.
Мы шли молча, и я не спешил заводить разговор, понимая, что лучше приберечь слова до подходящего момента, который наступит совсем скоро. Я не мог удержаться, что бы время от времени не поглядывать на нее, в который раз удивляясь, что такая девушка идет рядом со мной. С самого первого дня я никак не мог понять, чем таким неуловимым я смог привлечь ее внимание. Погрязнув в самом низу социальное иерархии, я не понимал, почему такая, во всех отношениях идеальная девушка, выбрала меня среди прочих. Но сейчас это не имело особенного значения. Я чувствовал легкую эйфорию и глубокое удовлетворение от того, что она действительно меня ждала, не забыла и не бросила, как бешеного зверя, которого пристрелят ближайшее время. Возможно, потому, что она сама такой же самый зверь, и боится за свою жизнь так же, как и я. Наконец-то я имею возможность узнать все как есть, от начала и до конца.
Через пять минут, когда мы шли к боковому входу в учебный корпус, я увидел кучку студентов, которые жадно глотали сигаретный дым. Это были те самые люди, которые проходили мимо меня, когда я следил за дверью, и выражение их лиц совсем не изменилось с тех пор. Они проклинали это утро точно так же, как и когда проснулись от пронзительной трели будильника. Я понимал их, как никто, потому что точно так же давился дымом, как пилюлей плацебо, убеждая себя, что еще одна затяжка, и мой взгляд прояснится. Но за все годы этого не случилось ни единого раза.
Мы прошли мимо них и зашли внутрь помещения. Я сразу же почувствовал запах, который так характерен для всех учебных заведений. Он может меняться от школы к университету, но в нем неизменно присутствует одна, одинаковая для всех составляющая. Сложно сказать, что именно это такое, но тот, кто вдохнул этот воздух однажды, не перепутает его ни с чем. Девушка рядом со мной уверенно шла вперед быстрым шагом, и, выйдя к большой и широкой, должно быть, центральной ступенчатой лестнице этого корпуса, начала подниматься вверх. Вокруг было много людей, и мне казалось, что некоторые из них бросали на меня подозрительные взгляды. Пускай я и был похож на придурка в очках, но в том, что меня можно перепутать с обычным студентом, я не был уверен. Мы поднимались все выше, до тех пор, пока не оказались на самом последнем этаже. От лестницы в две стороны простилался длинный коридор, по которому мы пошли свернув налево. Мы шли мимо аудиторий с приоткрытыми дверьми, из которых доносился голос преподавателя, который говорил, что с каждым годом студенты становятся все тупее, хотя уже десять лет назад казалось, что это невозможно. Пройдя до конца, мы вышли на площадку боковой лестницы, которая была значительно меньше главной. По всей видимости, это место на всех этажах здания служило курилкой для тех, кому лень было выходить на улицу. Стены на этой лестнице были выкрашены в болотно-зеленый цвет и исписаны черным маркером матерными словами, и разрисованы карикатурами на преподавателей. На этой площадке была еще одна дверь. Моя подружка, не говоря ни слова, открыла ее и вошла внутрь. Я зашел вслед за ней и закрыл дверь. Мы оказались в помещении, которой было слишком маленьким для аудитории, и слишком большим для обычной кладовки. Тут было несколько старых шкафов, которые разваливались на части, и много парт, которые стояли друг на друге. В этом чулане было только одно небольшое грязное окно, через которое проникал тусклый свет. От чего в комнате был полумрак.