Она посмотрела на меня.
- У тебя же есть деньги?
Я засунул руки в карманы своих дорогих брюк, и мои пальцы обнаружили банкноты, которые были столь редкими гостями в карманах моей одежды. Я достал несколько бумажек, и она, присмотревшись, удовлетворенно кивнула головой, и вошла в магазин. Я последовал за ней. Она уверенными шагами шла по пустым рядам в алкогольный отдел. Пожалуй, подумал я, почти вся прибыль суточных магазинов в ночное время должна состоять из выручки с продаж алкогольной и табачной продукции. Почему же именно в темное время суток у людей тяга к саморазрушению проявляется особенно сильно? Должно быть, потому, что днем они заняты выживанием, но лишь только наступает вечер, люди готовы на все, что бы забыть этот кошмар. Они согласны каждый вечер забывать ежедневную пытку в алкогольном и наркотическом мраке, потому что, в противном случае, единственный выход - это покончить с собой. Нет такого человека, у которого хватило бы сил и мужества взглянуть в лицо нашего миру, вглядеться в его глаза, различить каждую деталь и не содрогнуться от ужаса.
Она остановилась возле полок с бутылками вина. Она всматривалась в них и думала.
- Выбирай любую, - сказал я ей, - все равно, между ними нет особой разницы, кроме как в цене.
- Как ты думаешь, - ответила она, - нам хватит одной бутылки?
- Если ты не собираешься напивать до потери памяти, то вполне.
Она вдохнула.
- Я никогда не напивалась до потери памяти. Столько раз собиралась сделать, но никогда не доводила дело до конца, - она прохаживалась вдоль ряда, - Черт! Выбери уже что-нибудь, и пойдем отсюда.
Я взглянул на бутылки, похожие одна на другую, и выбрал наугад. Мне всегда было плевать, но сегодня мне было плевать вдвойне. Я смотрел вслед уходящей в сторону касс девочке, и думал, что если я захочу выпить чего-нибудь стоящего, то бутылка первоклассного пойла у меня уже есть. А для нее я взял этот коктейль из спирта, сахара и красной краски. Впрочем, думаю, ей тоже плевать. Она не похожа на ценителя изысканных вин.
В этом супермаркете было много касс, больше, чем необходимо. Даже в самые людные дни работала только часть из них. Сейчас же работала только одна. За ней сидела молодая девушка, одна из тех, кому не нашлось место под солнцем. Я подумал, как же сильно нужно любить эту проклятую жизнь, что бы каждую ночь сидеть по восемь часов за этим адским аппаратом. Ее работа заключалась в том, что бы не смотреть на часы. Если смотреть на них, то можно понять, что время идет слишком медленно. Настолько медленно, что единственное, что приходит в голову - это заговор богов, которые меняют законы вселенной. Она сидела на стуле, уронив голову на руки, и смотрела в сторону, противоположную от часов. Я подошел к ней, но она заметила меня не сразу. Только спустя несколько секунд, словно очнувшись, она обратила на меня внимание. Насколько заветной должна быть у нее мечта, что она согласилась отдавать так много лишь за призрачный шанс воплотить ее в жизнь? Или насколько пустым должен быть ее разум, что бы не замечать проходящих мимо нее секунд, каждая из которых смеется над ней издевательским смехом? Почему она глуха к оскорблениям, которые они кричат ей так громко? Неужели страх смерти сильнее страха жизни, а тиканье часов предпочтительнее могильной тишины?
Она не посмотрела мне в лицо, когда пробивала бутылку вина и когда называла ее цену механическим голосом. Ей было плевать. Безразличие - ее главный рабочий инструмент. Я дал ей одну из своих банкнот, и она отсчитала мне несколько монет сдачи. Лишь только она сделала это, ее взгляд вновь устремился в прежнюю точку.
Моя знакомая уже открывала дверь и выходила на улицу. Я пошел за ней, оставив продавщицу заниматься своими основными должностными обязанностями - ждать того момента, когда она сможет прийти домой и забыться сном. Или покончить с собой, если оскорбления мимо проходящих секунд покажутся совсем невыносимыми.
Я шел за своей знакомой, которая вела меня к себе домой. Шли мы не долго. Спустя пять минут мы свернули в один из многочисленных дворов спального района. Очевидно было, что это весьма благопристойный двор, в котором редко можно услышать душераздирающие крики и куда приезжают сотрудники морга забирать трупы людей, умерших исключительно по естественным причинам. Тут живут люди исполненные чувством собственного достоинства и гордости. О чем можно говорить, если в подъездах этих домов стоят цветы, а не пустые бутылки портвейна?