- Расскажи мне, - сказал я, подкуривая сигарету, - Почему же ты пошла на мосту ночью с идеей прыгнуть вниз?
Она ответила не сразу. Вначале она последовала моему примеру и тоже подкурила сигарету.
- Странно, - выдохнула она дым, - что не пошла туда раньше.
Она сняла рубашку и под ней была майка, которая обтягивала ее маленькую грудь и тонкую талию. Но я смотрела не на ее фигуру, а на руки, которые были сплошь покрыты шрамами.
- Вижу, ты знаешь, как можно весело провести время.
- Я научилась этому не так давно, - она сделала затяжку, - не более, чем пару лет назад я была самой что ни на есть хорошей девочкой, которую едва ли можно было уличить в чем-то асоциальном. Которая едва ли не ходила в церковь по воскресеньям, - улыбнулась она.
Я засмеялся.
- Немногие могут сказать о себе то же самое.
- Это не моя заслуга и не мой выбор. Кто-то скажет, что мне очень повезло с родителями, и будет от части прав. Действительно, если посмотреть на мою семью, то можно только умилиться - мама, которая работает учительницей в школе, первоклассный педагог, любимый всеми коллегами и учениками, и отец, врач, который пользуется глубоким уважением своих клиентов. О чем еще можно мечтать?
Я пожал плечами и глотнул вина.
- О дочке, которая не режет себе руки и не пытается покончить с собой?
- Именно такую дочь они и растили, и весьма успешно до определенного момента. Они растили меня взаперти и единственным моим развлечением были походы на их сектантское собрание в церкви. Сколько же часов я провела, слушая всякие басни про богов? Пока я была маленькой, я не сильно над этим задумывалась, Но потом я стала замечать, что другие дети живут другой жизнью. Но что могла сделать маленькая девочка против несокрушимого авторитета многоуважаемых родителей? - вопрошала она, не забывая отпивать из чашки.
Я молчал. Я слушал не ее, а себя. Не скрипнет ли где шестеренка той адской машины, что ведет меня? Не будут ли работать поршни, и гудеть двигатель. Но было тихо, так тихо, будто этой машины не было и вовсе. Я смотрел на эту девочку и не знал даже ее имени, но я видел, как на ее шее бьется жилка и знал, что как только я услышу знакомый звук, а по венам потечет бензин, мне придется разорвать ей горло и утолить свой голод.
- ... единственное, что мне оставалось, это молча протестовать против всего, что мне вбивали в голову с детства. Не знаю, как мне это удалось, но я смогла противопоставить себя всем, и никто ни о чем не догадался. Я была самой хорошей девочкой, какую только можно вообразить.
Она затушила окурок в одну из грязных тарелок, которые так и не убрала со стола. А я смотрел на шрамы на ее руках и плечах, и мне чудились символы неведомого алфавита, которые складываются в некий таинственный текст. Эти линии рябили у меня перед глазами, но я никак не мог понять их значение. Я чувствовал ее запах, ее феромоны. Она была красивой девочкой, которая пьет вино и выглядит печальной. Ей явно не хватает любви и ласки, и мне не составило бы никакого труда дать ей свою любовь этой ночью. Но эти мысли в моей голове словно и не мои вовсе. Я снова и снова возвращаюсь, как в порочный круг, к идее о том, что бы выпить ее до дна. И это лучшее, да и, пожалуй, единственное, что я на самом деле могу для нее сделать.
- Никто ничего не замечал, - продолжала она, - хотя мне казалось, что окружающий мир должен гореть от моей ненависти и моего презрения, а моя милая улыбка, которую я дарила всем, не скупясь, казалась мне трещиной на идеальной картине нашей идеальной семьи. Но потом, - ее рот искривился, наверное, в той улыбке, которой она обманывала своих родителей долгие годы, - потом, когда я приехала учиться в университет и стала жить вдали от дома, я могла скинуть свои маски.
Я налили себе вторую чашку вина, и задумался о том, почему бы не содрать кожу с ее лица, и не запечатлеть в вечности ее лицемерную ухмылку? Пускай через тысячу лет люди посмотрят в глаза этой маски и увидят в них ту ложь, какой полны глаза любого из нас. Пускай те люди спросят себя, изменилось ли что либо с этих пор.
- Но оказалось, что миру не понравилось мое лицо, и я резала себе руки и вымазывала его кровью
- Но до вчерашнего вечера ты не хотела умирать? - спросил я.
- Не то, что бы не хотела, - если до этого в ее глаза тлела печаль, то сейчас она пропала, - я думала об этом, иногда, но не часто. Я рассматривала свою смерть как один из вариантов, последний среди них. Каждый раз мне казалось, что еще не подошла его очередь.
Она встала и выключила свет на кухне. Потом подошла к окну. Я подумал, что за каждым окном должен висеть вот такой вот желтый фонарь, свет которого будет проникать в темную комнату с грязными окнами и освещать их пустые глаза. Удивительно, но всего пару дней назад я смотрел на точно такой же силуэт, повернутый ко мне спиной, который пьет что-то из чашки.