Она печально вздохнула.
- Это будет очень не скоро. Что же мне делать сейчас?
- Не отчаивайся слишком рано, - ответил я, - мало ли, что может произойти. Представь, что ты умерла вчера, и тебе все равно.
- Это будет не трудно, - усмехнулась девушка, - представить, что я уже в Аду.
Мы снова вошли в здание университета, и, пройдя несколько лестничных пролетов и коридоров, оказались в большой аудитории. Ряды парт амфитеатром спускались вниз, где стояла кафедра и висела широкая доска. В аудитории находилось много студентов, которые во время перерыва занимались кто чем. Большинство из них, разбившись на небольшие группки, разговаривали и смеялись, пожирая бутерброды, принесенные из дому. Кто то играл в углу на телефоне, кто то читал книгу. Самые отчаянные из них перелистывали конспекты. Я часто видел эту картину, и каждый раз задавался одним и тем же вопросом, где они нашли такое непринужденное выражение для своего лица, с которым никогда не расстаются. Я никак не мог понять, прячут ли они что-то за ним, или больше ничего нет
Мы сели на предпоследний ряд и стали ждать начала лекции.
- Какой сейчас предмет? - спросил я.
- Клиническая психиатрия, - ответила моя знакомая, доставая из сумки ручку и тетрадку.
- Ты собираешь писать конспект? - удивился я.
- Более того, советую тебе делать то же самое. Сам увидишь, - добавила она, заметив мое непонимание.
Прошло несколько минут, и в аудиторию вошел тот, кто, по всей видимости, был преподавателем. Это не был мерзкий старикашка, еле передвигающийся на своих дряхлых ногах, при этом постоянно кряхтя, который уже давно был в глубоком маразме, и, глядя на которого, возникает только один вопрос: какого черта он до сих пор не сдох? Нет, это был молодой мужчина, который упругими шагами подошел к кафедре и углубился в изучение листков, которые он принес собой. Был ли это план лекции, или договор сделки с дьяволом, но он совершенно не обращал внимания на происходящее вокруг. Он не разразился громогласным воплем по поводу того, что лекция уже началась и все должны разойтись по своим местам. И не потому, что он был скромный и застенчивый, а потому, что в этом не было необходимости. К своему изумлению, я заметил, что все студенты, как и положено, сидят на своих местах, их рты закрыты, а глаза смотрят на преподавателя. Те, кто имел неосторожность опоздать, просачивались в аудиторию как приведения, и сев на стул, съёживались, словно боясь, что их поразит молния. У этого человека была удивительная способности держать под контролем всю аудиторию. Я не знаю, внушал ли он страх или восхищение, но он пользовался всеобщим уважением, с его мнением считались, и его слово было закон. Три человека, старосты собравшихся групп, встали со своих мест и положили на преподавательский стол три журнала. Он, в свою очередь, отложил листки в сторону, взял один из журналов и стал делать там какие то пометки. Время от времени он поднимал голову, окидывал взглядом аудиторию, и снова сосредотачивался на журнале. Наверное, он отмечал присутствующих, но ему не нужно было называть каждого по имени. Он, как великий полководец древности, знал каждого своего студента в лицо. Закончив с одним журналом, он принялся за второй. А потом и за третий. В последнем журнале он увидел что то такое, что заставило его остановиться.
- Анастасия, - сказал он, подняв глаза и устремив свой взгляд в аудиторию, - почему вас не было на вчерашней лекции?
Он смотрел прямо на мою белокурую соседку. Вот, значит, как ее зовут, подумал я, Анастасия. И, хотя его голос не был угрожающим, напротив, он был мягким и дружелюбным, девочка, к которой он обратился, вся напряглась и побледнела.
- Я себя плохо чувствовала, - ответила он дрогнувшим голосом.
Несколько секунд он внимательно смотрел на нее, словно пытался уличить во лжи, а потом перевел взгляд на меня. Если до этого момента в аудитории была тишина, то лишь только мы встретились глазами, двигатель машины внутри меня оглушительно взревел. Но не грозно и агрессивно, а жалобно и испуганно, словно раненный зверь, который бежит без особых надежд на спасение. Я почувствовал, как машина подключила к моему сердцу клеммы и подавала с каждым разом все более мощный разряд, разгоняя его все быстрее и быстрее. Я чувствовал, как адреналин без остановки поступает в кровь, и мне показалось, что преподаватель заметил, как расширились мои зрачки. Я был уверен, что он слышал, как отчаянно визжал двигатель, хотя для всех прочих в аудитории была тишина. Наш зрительный контакт длился несколько секунд, и я увидел, как изогнулся уголок его губ, когда он сделал последнюю пометку в журнале. Потом он, заложив руки за спину, вышел из-за кафедры, и, прохаживаясь перед первым рядом парт, заговорил.