Я не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Это было похоже на кошмарный сон. Мне снова нужно бежать, и снова я не знаю куда. Когда то я мечтал о том, что имею сейчас. Я думал, будто обрету свободу и силу, и смогу, наконец, почувствовать вкус жизни. Сейчас меня тошнит от ржавого привкуса крови у меня во рту. Определенно, я должен остановиться. Мне стало ясно, что я не умею убивать, не умею добывать себе пропитание. Мне казалось, словно я упал на несколько миллионов лет по эволюционной лестнице, и сейчас стоял с палкой в руке на бескрайней равнение, а в густой траве горят желтые глаза хищников. Мне придется начать все сначала и заново взрастить в себе разум. И, кто знает, может быть, через миллион лет у меня на ранчо будут пастись одомашненные человеки, их кровь будет разлита по бутылкам, а над дверью будет висеть голова одного из них, как охотничий трофей.
Мне понравилась идея начать новую жизнь. Я вполне мог сделать вид, что ничего не было, и что это не я нагнал ужас на всю цивилизованную общественность, однако, оная не разделит мою готовность начать все с чистого листа. Возле меня сидело два человека, которые были связанны со мной самым непосредственным образом. Пускай они и были никому не нужными отбросами общества и город без них стал чище, когда кто-то находит изуродованные человеческие тела, то у него возникают вопросу. Он начинает рыть землю в поисках того чудовища, что это сделало. Он прикрывается высокими идеалами, правосудием и жаждой возмездия. А на самом деле им движет страх того, что однажды утром уже его разорванный труп найдут на пустыре. Да, не нужно много ума, что бы все списать на мой счет, не удивлюсь, если в моем личном деле есть несколько убийств, которые я не совершал. Однако, как бы там ни было, я не хотел оставлять живых свидетелей. Я не знаю, как сильно эти дети повредились мозгами, но мне не хотелось, что бы они делились своими впечатлениями обо мне с правоохранительными органами. Единственное, что мне оставалось, это лишить их жизни. Я не испытывал по этому поводу ни горечи, ни сожалений, ибо их жизнь была куда менее ценна, чем жизнь скота, которого забивают на бойне. Мясо приносит объективную пользу и имеет несомненную ценность, а эти дети при жизни создавали только проблемы, и после смерти будут расходовать ресурсы общества на расследование их преждевременной смерти. Ни секунды не колеблясь, я снова поднял нож с земли, встал, и подошел к парню, который был похож на восковую фигуру. Я вонзил нож ему в горло по саму рукоять, второй рукой схватил его за волосы и лезвием распорол ему шею от уха до уха. Кровь хлынула из широкой раны, заливая мою руку и его тело. Он даже не дернулся в предсмертной судороге, его тело просто обмякло. Я отпустил его, и он упал на землю. Поток крови из его горла становился все слабее, а потом вовсе иссяк. Я смотрел на него и испытывал удовлетворение от совершенного убийства. Это было похоже на секс: можно заняться им тысячу раз, и все равно хотеть его в тысячу первый. Инстинкт убивать точно такой же древний, как и инстинкт размножаться, так что в этом нет ничего удивительного. К девочке я испытывал не больше жалости, чем к ее брату. Нож в ее горло я вставил так же глубоко, и разрез сделал таким же широким. Не знаю, успела ли она осознать в последнюю секунду, что смерть пришла за ней, мне было плевать. Никто не интересуется психологическим состоянием скота в стойлах. Окровавленный нож я бросил в догорающий костер и побрел восвояси.