Мальчик сидел слева от меня, и я повернула голову в его сторону. В моих глазах он больше не был представителем моего вида, человеком, жизнь которого ценна безусловно. В ней больше не заключался смысл, цель или предназначение. В ней заключалась возможность хотя бы немного приглушить мой голод. Стремительным рывком я кинулась к нему и вцепилась зубами в горло, а руками держала его и прижимала к дверце машины. Первую секунду мальчик молчал, должно быть, не понимая, что происходит, но как только я прокусила его тонкую кожу, и из его артерии начала обильно выталкиваться кровь мощными толчками, он разразился оглушительным криком. Почти одновременно с этим завизжали тормоза машины. Мужчине хватило одного мимолетного взгляда в зеркало заднего вида, что бы до краев наполниться ужасом и яростью. Машина резко затормозила, и меня бросило вперед, но я крепко прижимала мальчика к себе и жадно глотала его кровь, вкус которой разрывался у меня в мозгу невероятной эйфорией. Никак наркотик, который мне приходилось пробовать, не мог с ней сравниться. Любой приход был подобен тусклой, грустной улыбке по сравнению со смехом, от которого рвутся мышцы диафрагмы и слезятся глаза.
Как только машина остановилась, оставив за собой черный и слегка извилистый след шин, открылась дверца со стороны водителя, и мужчина, одержимый страхом и злобой, граничащей с готовностью убивать, вышел из машины. Менее двух секунд ему потребовалось что бы открыть заднюю дверь и начать вырывать уже почти бездыханного ребенка из моей цепкой хватки. Он смотрел на него широко раскрытыми глазами, и не мог поверить, что это происходит на самом деле. Я не могла оценить всю глубину его утраты, ведь это не только смерть близкого человека, к которому испытываешь эмоциональную привязанность, но и потеря всех ресурсов и времени, которые были вложены в этого мальчика. На него возлагали огромные ожидания, для своих родственников он был одаренным и талантливым, он был воплощением надежды на будущее, которую я оборвала одним движением своей челюсти. Своей огромной мужской ладонью мужчина схватил меня за шею и потащил из машины. Я вывалилась кубарем, не выпуская из своих объятий тело мальчика, к окровавленному горлу которого я инстинктивно тянулась, как утопающий будет тянуться к баллону с кислородом, оказавшись на морском дне. Я не чувствовала боль от его железных пальцев, и падение на асфальт не причинило мне видимо вреда. «Отпусти его, мерзкая тварь!» - взревел он. Одна его рука не отпускала мою шею, а вторая с силой, но осторожно пыталась оттащить мальчика от меня. Как только тот покинул мои объятия. Мужчина швырнул меня на несколько метров в сторону. На долю секунды он впился в меня настолько свирепым взглядом, что я поняла, он будет меня убивать. Я попыталась встать, что бы убежать, или, может, самой попытаться убить его, что бы сделать еще несколько глотков такого манящего нектара. Но у меня не получилось этого сделать, потому что мужчина сделал шаг мою сторону и с размаху ударил меня ногой по лицу. Вначале моя голова запрокинулась назад, а потом я упала на спину, оглушенная болью. В моих глазах потемнело, и я бы не удивилась, если моя челюсть разломалась на две части. У меня не было возможности долго лежать и приходит в себя, потому он склонился надо мной, приподнял меня за футболку над землей и сильно ударил кулаком в лицо. Я почувствовала, как мой нос поворачивается набок, как ломаются хрящи и как мой рот заливает моя собственная кровь. Я снова упала на асфальт и ударилась затылком, но не успела даже вздохнуть от боли, как еще один мощнейший удар разорвал кожу на брови над левым глазом. Он дарил меня еще раз, и потом еще. Я не могла точно сказать, потеряла ли я сознание, или же мои глаза отказали настолько, что стало темно, мой слух пропал, и стало тихо, лишь только боль никуда не пропадала. Я не могла услышать его пронзительный вой, но сполна почувствовала удары его ботинок на своих ребрах.