Я шел по главное широкой аллее, по бокам которой стояли могилы давно умерших людей. Уже более полувека их тела разлагаются в земле, и уже давно превратились в прах, но их лица, так, как и пятьдесят лет назад смотрят перед собой с надгробных плит. Когда же уже появится человек, который во весь голос спросит «Какой во всем этом смысл, мать вашу?». Я шел по этой аллее все дальше, пока в окружающей тишине не услышал голос. Почти все из нас хоть раз в жизни слышали этот голос, и каждый относится к нему по-своему. Кто-то превозносит его и ходит слушать каждую неделю, а другие презирают до глубины души. Я услышал, как где-то, за кустами и деревьями раздается монотонный речитатив служителя культа. Пройдя еще немного и повернув за угол, я увидел людей и его, стоящего во главе толпы. Он был в своем полном сценическом наряде - черная мантия, обтягивающая огромное выпирающее брюхо, длинная спутанная борода и разнообразные блестящие аксессуары. Он держал перед собой книгу, и читал что-то, что вряд ли понимал даже он сам. На самом деле, к нему может возникнуть меньше всего вопросов, ведь он всего лишь делает свою работу и получает за нее очень неплохие деньги. Еще не известно, что приносит больший доход - продажа оружия и наркотиков, или оказание магических услуг. Куда больше вопросов возникает к людям, которые собрались вокруг него и наделили его властью над своими умами.
Посреди этой толпы, возле вырытой ямы, стоял гроб, в котором, по всей вероятности, лежал чей-то труп. С моего места мне не было видно того, кто стал виновником торжества - бабушка, которая умерла спокойной естественной смертью, или человек, чья жизнь была оборванна насильственно и жестоко. Кто бы это ни был, он не имел возможности наглядно убедиться в том, что после момента, когда его сознание погасло, мир не рассыпался на части, а продолжил существовать, не заметив ничего. Никто из людей не имеет такой возможности, и это обстоятельства позволяет погрязнуть в иллюзии относительно безграничной ценности собственной жизни.
Не желая привлекать к себе лишнего подозрительного внимания, я пошел дальше, как ни в чем не бывало. Когда унылое и невнятное бормотание священника осталось позади, я свернул на другую аллею, которая под прямым углом уходила в сторону. Идя по ней, я думал, что возможно, это и есть то место, которое я искал. Конечно, если бы у меня бы выбор, я бы предпочел запереться изнутри в просторном фамильном склепе, и, устроившись поудобнее в собственном, оббитом красным бархатом гробу, спать так долго, как только смог. Но у меня не было фамильного склепа, не было даже могилы, в которой я мог спрятать свое тело под тяжелой мокрой землей. Впереди я увидел лавочку, которая стояла в тени склонившихся над ней ветвей плакучей ивы, и не смог отказать себе в удовольствии выкурить сигарету, сидя на ней. Лавочка была целая, никакая из ее досок не была поломана, или, хотя бы, разбита. Краска на ней облезла совсем немного. С одной стороны стояла урну, на глубине которой если и было что-то, то я этого не видел. Она не была осквернена низкой культурой городских жителей, которые редко ходят тут, возможно, в силу своей лени добираться так далеко, а, может, из-за суеверного страха и мрачной ауры, которая окружала всю территорию кладбища.
Сев на лавочку, я подкурил сигарету, выдохнул дым и закрыл глаза. Мне было приятно остановиться в относительно безопасном месте. Я так устал бежать наперегонки со всем окружающим миром, что мои ноги ныли от усталости. Я так устал каждую минуту решать сложную задачу собственного выживания, что сам того не замечая, погрузился в сон. Но я не успел увидеть даже первый кадр своего сновидения, как слышал голос.