Я снял очки, и положил их на лавочку рядом с собой. Свет показался мне слишком ярким, я слегка жмурил свой единственный глаз. Мужчина отреагировал на мои действия и посмотрел в мою сторону. Я тоже повернулся к нему лицом, и мой изъян не дал ему сомневаться в том, кто я такой. Наверное, такого он не ожидал. Он замер, оцепенел, открыл от удивления рот.
- Можешь попытаться убить меня, если действительно этого хочешь, - сказал я ему, - а можешь бежать, если жить хочешь больше, чем умереть.
Я не знаю, то ли это мой мозг работал таким образом, что время замедляло свой ход, когда мне это было нужно, то ли мужчина был настолько пьян и не собран, что мне не составило никаких усилий увернуться от его выпада в мою сторону просто встав с лавочки и отступив от нее на шаг. Он же завалился на лавочку и скатился с нее на землю. Когда он начал пытаться вставать, я ударил его ногой по лицу с такой силой, что он ударился затылком об край лавочки. Из его сломанного носа и разбитой губы сочилась кровь, а он лежал на спине и стонал от боли, злобы или ненависти ко всей вселенной. Я взял его за лодыжку и потащил в сторону, где кусты мне показались наиболее густыми и непроглядными. Вначале он сопротивлялся и дергал ногой, но после того, как я несколько раз пнул его ногой под ребра, он затих, лишившись жизни, сознания или надежды. Он был довольно тяжелым, а во мне осталось совсем немного сил. Их осталось настолько мало, что с каждым моим шагом в моей голове все громче звучал вопрос, почему бы не упасть прямо здесь и не уснуть, и пусть весь мир провалится в Ад. Я не отвечал на этот вопрос, потому что мне нечего было ответить. Я просто шел, зная, что через несколько десятков метров, через несколько минут я сделаю именно так. Наконец, когда за моей спиной сомкнулись колючие ветки кустов, я отпустил ногу мужчину, который был в состоянии, неотличимом от смерти, беспамятства или сна. Я присел на землю рядом с ним и повернул его голову на бок так, что бы было видно, как на его шее бьется синяя жилка. Я смотрел на него несколько секунд, и на какое-то мгновение у меня в голове возникла идея о том, насколько это ужасно, что существо разумного вида убивает, собственными зубами разрывает глотку своему собрату, что бы утолить свою голод, мнимый или настоящий. Эта идея вызвала во мне отвращение самим фактом существования у меня в голове, и что бы выразить все свое презрения к ней, я вгрызался в горло мужчине, сжимая свои челюсти настолько сильно, насколько мог. Мне в рот хлынула теплая кровь, и ее вкус был таким, как и в самый первый раз, сладким, как материнское молоко, ярким, как взрыв сверхновой звезды. Неопределенное время спустя я оторвался от зияющей раны, и смотрел, как мир вокруг расцветает красками. Мои губы растянулись в широкой улыбке, и я с трудом сдерживал рвущийся наружу смех. По моему телу разливалось приятное тяжелое тепло, которое прижимало меня к земле с такой силой, словно мои кости были сделаны из свинца, а по венам текла ртуть. У меня не было никакого желания сопротивляться этому теплу, и я уснул, положив голову, как на мягкую подушку, на остывающий труп.
Когда я проснулся, было уже темно. Только свет далеких фонарей, который едва ли доходил до меня сквозь бесчисленные деревья, и свет луны, которая лишь изредка показывался из-за плывущих по небу облаков, слегка развеивали почти абсолютную темноту. Нельзя было сказать, сколько сейчас время. С равной степенью вероятности могло быть восемь часов вечеров и три часа ночи. Я лежал, не спешил вставать и смотрел вверх, прислушиваясь к своим ощущениям. Я чувствовал себя так хорошо, как очень давно, когда был совсем ребенком, просыпался ото крепкого сна, где меня не мучили кошмары, в мире, которые не был хуже, чем мои детские сны. Мое состояние лишь самую малость не дотягивало до того, какое дает наркотик, которые проясняет разум и придает сил. Не смотря на то, что в это время года может быть достаточно холодно, этот холод не доставлял мне неудобств. Он не был неприятным, словно я несколько часов томился в бане с двумя красивыми девушками и вышел на улицу охладить свое горячее тело пригоршней снега.
Пока я лежал и смотрел на звезды, среди которых свет только самых ярких мог пробиться сквозь смог и дым, в моей голове не спеша разворачивались мысли относительно моих дальнейших действий. Пожалуй, с самого начала я знал, куда мне надо идти, но все это время меня беспокоили сомнения, что там я ничего не найду. Но я должен отыскать свою подружку с рыжими волосами во что бы то ни стало. Я должен приложить руку к ее шее, и не важно, почувствую я пульс или нет, важно лишь то, что это будет ее шея.