Тот факт, что на этой лавочке я до сих пор сидел один, наводил меня довольно таки печальные размышления. Если она действительно жива и находится в этом здании, в любом другом здании, бродит по этим улицам или где угодно в любом месте на планете, то она не может не знать, что я буду ее искать. В сложившийся со мной ситуации, поиск ответов у того, у кого они могут быть это первое, что приходит в голову. Я не мог придумать ни одной причины, зачем ей скрываться от меня. Если она не умерла в тот вечер, когда собственной рукой перерезала себе горло, то какую цель может преследовать, избегая меня. Я не знал, могла ли она найти меня в любой момент, но хотел этого каждую минуту. Я не мог поверить, что она создала такое ужасное чудовище, как я, и выпустила его в город, что бы читать о его преступлениях в сводке новостей.
Шло время и улицы все больше пустели, и, в конце концов, наступил момент, когда я остался в полном одиночестве. Я не знал, который сейчас час, но судя по тому, что только в некоторых окнах студенческих общежитий горел свет, была глубокая ночь. Мне было холодно, но я удерживал себя от того, что бы пойти куда-то и сделать что то от чего моя кровь будет течь быстрее, потому что мне казалось, что девушка с рыжими волосами может в любую минуту выйти из двери, которая откроется не раньше шести часов утра. Я начинал чувствовать голод, ощущать, как просыпаются мои вкусовые рецепторы, которые давали мне понять, что алкоголь и сигаретный дым уже не могут их удовлетворить. От всего этого время начало растягиваться, превращая мое сидение на лавочке в пытку более мучительную с каждой минутой, и я едва ли находил в себе силы, что бы не сорвать и не совершить что-то ужасное, но очень приятное. Я утешал себя мыслями о том, что, как только эта ночь закончится, у меня будет завтрак плотный настолько, насколько мне захочется.
Я вспоминал безымянную девочку с фиолетовыми волосами и жалел, что у нас было с ней так мало. Я смотрел на картинки в своей памяти, и почти чувствовал ту близость, что возникла в короткую минуту. Если бы я мог вернуть те мгновения, все было бы иначе. Мне хотелось поглубже вдохнуть ее запах, почувствовать вкус ее поцелуя и прикоснуться к ней там, где прикоснуться не успел. Но это было невозможно, она была безвозвратно мертва, как и десяток моих жертв. Я вспомнил их всех, людей которых убил, одного за другим, и задумался о том, почему никогда не слышал ни о чем подобном. Маловероятно, что я единственный в своем роде, человек, который воплотил в себе ужас и страх, то чего всегда боялись более всего. Наверняка есть и другие, такие же, как я, и мне очень интересно узнать, чем они занимаются. Как им удается настолько незаметно забирать человеческие жизни? Почему только за мной тянется настолько очевидно след из крови и смерти? Неужели я настолько никчемный, что был худшим их людей, а сейчас стал самым неудачным из тех, я даже не знаю кого. Что изменится, если я буду убивать не в этом городе, а в другом? Куда мне девать тела с разорванными глотками? Этот вопрос беспокоил меня почти так же сильно, как и тот, почему я до сих пор сидел один на этой лавочке.
Но я продолжал сидеть, не смотря на все сомнения, которые терзали мне все сильнее. Я дрожал от холода, и тлеющая сигарета в моей руке не могла согреть меня даже самую малость. Я неотрывно смотрел то в одну точку, то в другую, стараясь не думать свои мрачные мысли, но воспоминания то и дело мелькали перед моим внутренним взором. Я видел самого себя, когда сидел на этой лавочке со сладким предвкушением в душе и ждал свою девушку. Я не знал, была ли она ее на самом деле, но мне нравилось так думать. Никогда прежде у меня не было возможности насладиться этим чувством, и даже с ней я не сделал этого в достаточной мере, потому что у нас было так мало времени. Я должен признаться самому себе, что искал ее так целенаправленно, и сейчас жду ее настолько отчаянно не только для того, что бы получить ответы на несколько важных вопросов. По правде говоря, совсем не для этого. Я просто не хотел ее потерять. Только сейчас, сидя на этой лавочке, я осознал это необычайно ясно.
Должно быть, я задремал, потому что когда хлопнула входная дверь общежития, я открыл глаза. На крыльцо вышла вахтерша, которая поеживаясь от холода, сонно смотрела по сторонам. Ее глаза подозрительно сузились, когда она увидела меня. Я поспешил отвернуться от нее своей пустой глазницей, встать с лавочки и поскорее скрыться за углом здания, в надежде, что ей не пришла в голову идея относительно того, кто я такой. Оказавшись за углом, я попытался окоченевшими от холода пальцами достать сигарету из пачки. Это стоило мне усилий, потому что сгибались и разгибались меньше, чем на половину от того, как должны. Я знал, что сейчас примерно шесть часов утро, а это значило что меньше, чем через два часа и дверей общежитий начнут вываливаться студенты и идти по направлению к учебным корпусам. Пока я курил сигарету за углом, я думал о том, что мне делать дальше, но не мог придумать ничего. Я пытался составить план того, как мне выбраться из города, на какой поезд или автобус сесть, что бы это вызвало как можно меньше проблем. Я думал о том, в какую, собственно, сторону мне бежать, но не имел ни одной идеи об этом. Несколько дней назад, когда мой побег был запланирован на неопределенное будущее, он казался таким простым, не таким, каким оказался на самом деле. Когда я, наконец, встал в начале своей долгой дороги, то увидел, что каждый мог шаг сопряжен со множеством опасностей. Но именно на данный момент у меня было чуть меньше двух часов, во время которых я могу уповать на удачу и надеяться на чудо.