Мне хотелось, чтобы они утихли, пришли в себя и смогли бы спокойно во всём разобраться. Ведь когда кричишь, дрожишь и машешь руками, тогда ничего понять нельзя.
– Что у вас случилось? – спросил папа, входя в комнату. – Почему базар?
Он шёл к приёмнику, чтобы послушать последние известия. Ребята наперебой стали рассказывать ему классные происшествия.
– Нам говорят: «Ах! Ох! Вы солгали!» – рассказывали они. – Разве это справедливо?
– Конечно, – ответил папа, садясь к приёмнику.
– А что, разве мы должны были рассказать правду? – спросила дочь вызывающе.
Папа сидел и внимательно слушал последние известия.
– А почему бы и не сказать правды? – ответил он вдруг.
– Что, доносить, да? – вскинулась дочь. – Доносить?
Папа внимательно слушал сводку погоды.
– Ждут мороза, – сказал он, качая головой, – боюсь, будет гололёд. А почему бы вам, собственно говоря, и не сказать учительнице правды: что вы не можете ответить на её вопрос. Не считаете возможным.
– Но ведь это невежливо!
– Зачем же говорить невежливо? Можно сказать и вежливо.
– Зинаида Павловна обиделась, потому что не выносит, когда ей врут, – вмешалась я. Мне хотелось, чтобы в споре была представлена и другая сторона. – Однажды в Разговоре со мной по одному такому же случаю она сказала печально: «Я думала, что мне они могли бы не врать». Ведь она строгая, но добрая.
Папа встал, выключил приёмник и направился к двери.
– Я тоже не терплю, когда мне врут. Но ради справедливости я хочу сказать вот что. Да, они все трое – и Славка, и Валя, и Павлик – солгали. Все трое они сказали одно и то же «не знаю» по одному и тому же поводу, одному и тому же человеку. И всё же солгали они по-разному. Один из них должен был говорить про себя, то есть сознаться, а двое других говорить о нём, если хотите, можно сказать и так: доносить на него. Намерения-то у них были разные – вот что. Один хотел спрятаться за ложь, а другие старались ею выручить товарища. Есть разница… – Папа стоял уже у двери. – Одно могу сказать, – прибавил он, – меньше всего я хотел бы, чтобы дети наши встали и сказали хором: «Это сделал Славка».
И он исчез за дверью своей комнаты.
Но мне показалось, что в головах наших ребят ещё не всё стало по своим местам. Ведь спор, который разгорелся в классе, ещё не был решён.
– Постой, постой, – сказала я вслед папе. – Не уходи. Я хочу знать, что ты думаешь о поступке Тани Кузьминой?
– Нечего о ней и говорить, – хмуро сказал сын. – Доносчица она, доносчица и есть.
– Доносчица? – живо спросил папа из своей комнаты. – Ну, во-первых… – Он снова появился в дверях. – Во-первых, давайте условимся, что мы понимаем под словом «донос». И тогда уже – во-вторых – посмотрим, подходит ли поступок Тани под понятие доноса.
Вы помните, что наш папа – очень умный – всегда так умно выражает свои мысли.
– Итак, во-первых, – продолжал папа, – что такое донос?
– Донос – это когда один про другого сообщает что-то плохое, – нерешительно сказал сын.
– Плохое – это правильно, – одобрил папа. – Про хорошее не доносят.
– Ну, это вы совсем не то говорите! – вмешалась я. – Разве вы не помните того доносчика, который выдал фашистам, где скрывается женщина-врач?
– Да, и это верно, – быстро сказал папа. – Тогда сформулируем следующим образом: доносят о том, за что так или иначе наказывают. Пойдёт?
С этим мы согласились.
– Может быть, скажем так: донос – это когда о человеке сообщают что-нибудь, что служит ему во вред? – вставила я.
И с этим все согласились.
– Ну вот: Славку должны наказать, это было ему во вред, значит, Танька – доносчица… – удовлетворённо заявил сын.
– Постой, – остановил его папа. – Представим себе такую историю. Вот предположим… Да что тут выдумывать, вспомним «Остров сокровищ» Стивенсона. Корабль отправился в плавание. Герой, мальчик – как его зовут, не помню, – залезает в бочку, чтобы достать единственное оставшееся там яблоко, и, сидя в бочке, случайно подслушивает разговор, из которого узнаёт о готовящемся пиратском мятеже. Этот мятеж грозит гибелью всем хорошим людям на корабле, и мальчик тотчас сообщает обо всём капитану. Можно ли его поступок назвать доносом?
– Или другой случай, – подхватила я. – Вы помните, наш Кудлатыч увидел ночью, как какие-то бандиты напали на человека и сейчас же побежал звать милицию: именно для того, чтобы бандитов схватили и покарали. Разве мы назовём это доносом? Нет ведь, правда?
– Но это же совсем другое дело! – воскликнула дочь.
– Значит, важно понять, – продолжала я, – почему человек «доносит» плохое о другом, потому ли, что он вынужден это сделать и у него нет другого выхода, или потому, что ему так захотелось.
– Или было выгодно, – подхватил папа. – Как правило, доносчик доносит из самых скверных побуждений: или для того, чтобы отомстить, или для того, чтобы выслужиться перед начальством, или для того, чтобы получить награду…
– Всё равно я с Танькой никогда разговаривать больше не стану! – пылко воскликнула дочь.
– Это твоё дело, – спокойно ответил папа, – но всё-таки понять, почему она так поступила, мы с тобой обязаны.
– Сколько бы её ни защищали… – начал сын.
– А я её и не защищаю, – ответил папа, – она поступила неправильно, и всё-таки я хочу понять, почему она так поступила.
– Как вы думаете, – спросила я, – такой она человек, чтобы выслуживаться перед учительницей?
Дети переглянулись. По их лицам я поняла, что нет, Таня не такой человек.
– Тогда почему же она так сделала? Может быть, она хотела за что-нибудь Славке отомстить?
– Вот уж нет! – воскликнула Валя. – У неё никогда никаких дел со Славкой не было. Ей и разговаривать-то с ним не о чем. Всё про футбол да про футбол?..
– Тогда почему же?
Ребята молчали. Папа, решив, что разговор исчерпан, вновь отправился в свою комнату – работать.
– Вообще-то Таня справедливая, – нерешительно сказала дочь.
– Ну, а если она справедливая, то, может быть, ей стало невмоготу видеть, как Славка трусит и старается за вас спрятаться?