Лес долго ещё был недоступен – в нём стояла вода. Потом потеплело, и земля просохла, но у меня было много работы, – мы никак не могли отправиться в путь. Потом наш папа собирался в командировку, его нужно было провожать.
И вот, наконец, был назначен день похода – воскресенье.
Мы с нетерпением ждали этого воскресенья, тем более что давно уже не разговаривали с нашими зверями, а нам, как вы сами понимаете, было о чём поговорить друг с другом. Накопились у нас. за это время темы для разговоров.
– Не ходите, – вдруг сказала бабушка.
– Да что ты, всё давно просохло, – ответили мы.
– Мне почему-то не хочется, чтобы вы ходили, – продолжала она, но тут же очень смутилась и прибавила что-то насчёт того, что погода действительно прекрасная и что такую погоду не следует упускать.
Она была в замешательстве. А мы не обратили на это никакого внимания.
Ах, зачем мы не обратили на это внимания! Почему не прислушались к её тревоге!
Только мы вышли за город, и Ральф сказал:
– Уф! Наконец-то!
Он воскликнул: «Уф!» – и пустился огромными кругами по полю, развевая уши и хвост.
День был ликующий. На небе ни облачка, горячо сияло солнце, грея нас сквозь прохладный воздух. Такой это был великолепный день, когда горячее солнце светило через прохладный свежий воздух.
Жаворонки в небе сходили с ума, падали и взвивались, до краёв наполняя небо своими трелями и звоном.
А по полю огромными кругами носился красавец Ральф, и время от времени до нас доносилось издали его «Наконец-то!».
Как только мы немного очнулись от изумления и счастья – так неожиданно хорош был день! – мы окружили Ваську и приступили к нему с вопросами: что делал? Где и как жил?
– Правда, что ты, негодяй, отнял у людей комнату? – спросил сын.
Васька равнодушно оглядывался по сторонам, ровно не слышал. Даже на небо – и туда посмотрел.
А правда, что ты был пианистом? – спросила я.
– А к нам на урок географии! – закричала дочь. – Это ты приходил к нам учителем географии?
– Зачем жареных мышей жрал? – крикнул, проносясь мимо, Ральф.
Кот тронулся в путь, ничего нам не ответив.
Может ли это быть?! Он в самом деле не умел больше разговаривать?!
Нам хорошо шагалось в тот день! И хорошо смотрелось! Наш путь мы уже отлично знали – через берёзовую рощу к осиннику, потом через поле, по краю которого высятся большие дубы. Осенью они стояли облаками тяжёлого червонного золота, а сейчас листья на них были ещё невелики. Дуб распускается всех позднее.
Дальше мы вышли к речке, которая вьётся внизу, прошли некоторое время вдоль неё, перешли её по высокому мостику и на том берегу устроили привал.
Это легко так сказать – сперва роща, потом поле, потом речка. Мы сделали не меньше двенадцати километров, прежде чем дошли до того места, где рассчитывали остановиться.
Это, как и в первый наш день, была поляна, покрытая земляничными листьями. Но тут посередине стоял пень.
Всего лишь пень? – скажете вы.
Да, но зато какой это был пень!
Он давно прогнил изнутри и стал вазой для лесных трав, проросших в его середине. Стенки его от времени стали серебряными и сейчас, прогретые солнцем, казалось, звенели.
Это был не пень, а целое царство!
Его насквозь просновали муравьи – он был весь в чёрных дырочках. Его исползали разные жучки и божьи коровки, облепило крылатое радужное население. Все они, как видно, прилетели и приползли сюда погреться на солнышке.
А вокруг цвела жёлтая мать-и-мачеха на коротких мохнатых ножках. Мы нашли даже несколько лесных фиалок. Они еле держались на тонких стеблях, словно собирались отлетать.
И опять же я не стану описывать, как мы разжигали костёр, как раскладывали провизию, как обедали. Дошло, наконец, дело и до сказки.
– Что это мы с вами всё время говорим про жуликов, воров и обманщиков? – сказала я. – Надоело, правда?
– Совсем не всё время, – возразил сын. – Сказка про сэра Ланселота говорила совсем о другом.
– Но, кстати сказать, твой Ланселот тоже нарушил слово, – возразила дочь, которая, как вы, должно быть, уже заметили, была неизменной спорщицей.
– Ну это он просто вспылил! – сказал сын.
– И хотел прихвастнуть, – ехидно возразила дочь. – Знаешь, как хвастают?
– Оставим в покое сэра Ланселота, – вмешалась я. – Он, конечно, нарушил клятву. А сейчас я хочу рассказать вам о верности.
– Только, пожалуйста, – вдруг очень вежливо сказал кот, – если можно, пусть там никто не превращается в кошек.
– Ура! – закричали мы хором. – Он заговорил!
– Я не понимаю, – так же сдержанно продолжал кот, – почему все обязательно превращаются в кошек? Почему не в кур?
– Васенька! – ответила я. – Ты же знаешь, мировая литература очень любит котов. Может быть, это потому, что они такие красивые?
Мне всё-таки хотелось сказать ему что-нибудь приятное. Ведь он уже так много в жизни перенёс!
– А ты рад, что ты снова с нами? – спросила дочь.
– Рад, – благонравно ответил кот. – Рад.
– Почему же ты до сих пор с нами не разговаривал?
– Во-первых, – с достоинством сказал Васька, – я был занят размышлениями. А во-вторых… – Разговаривая, он теперь явно подражал нашему папе. – А во-вторых, полон рот шерсти был. – И Васька сплюнул на сторону. – Вылизывался, вылизывался, аж мутить стало.
– Костёр гаснет, – сказал Ральф.
Начался спор, кому идти за хворостом.
Надо вам сказать, что к вечеру всё у нас как-то пошло шиворот-навыворот – наверно, потому, что мы с непривычки устали. Всё-таки это был первый поход после длинного зимнего перерыва.
Дело не только в том, что никому не хотелось вставать и идти за хворостом. Почему-то у всех испортилось настроение.
– Павлик, – сказала я, – пожалуйста, сходи за хворостом.
– Почему именно я? – спросил Павлик. – Кстати, раньше это я был командиром походов. А теперь…
– Я схожу! – сказал, вскакивая, Ральф.
– Нет, пойдёт Павлик, – настаивала я.