После такой подготовки даже в самый сильный мороз пульс мотора начинает биться сильно и четко. Но это только первая победа летчика над зимней стужей.
Перед полетом и летчик и механик внимательно осматривают отепление масляных и всасывающих трубок карбюратора, асбестовую обмотку шнура. Из-за такого, казалось бы, "пустяка" можно сесть где-нибудь в глуши, в безлюдьи, а то и отправиться кормить собой рыб на дно Белого моря.
?
В лучах яркого зимнего солнца ослепительно блестит ровное снежное поле. Самолет легко поднялся и взял курс на север.
Мерно и ровно работает мотор, согретый заботой летающих людей.
На самолете — трое: пилот, механик и радист. В пятидесятиградусный мороз на высоте в тысячу метров они несутся в "страну полунощного солнца".
В пассажирской кабине, заставленной ящиками с запасными частями, сидит радист.
Морозная воздушная струя бьет в пилотскую рубку со скоростью урагана. Она проникает сквозь маску и льнет к самому лицу, сквозь перчатки леденит пальцы.
Постепенно картушка компаса перестала двигаться и наконец застыла неподвижно. Очевидно, жидкость, налитая в компас, успела превратиться в ледяную кашицу. Вот прекратил работу и саф — указатель скорости.
В чем дело?
Михеев вспомнил, что через полтора часа после вылета из Архангельска самолет пересек полосу чистой воды. Он почувствовал тогда относительное тепло испаряющейся влаги. Но именно это и послужило причиной порчи нового прибора: частицы влаги, осевшие на приемник сафа, при вылете из тумана на мороз замерзли и нарушили его работу.
Взглянув на часы, Михеев понял, что сейчас должен показаться далекий остров.
Привстав на сиденье, механик смотрел вперед. В это время раздался стук в иллюминатор из пассажирской кабинки, и радист передал записку. С большим трудом развернув ее, летчик прочел:
"Сейчас принял Моржовец… продолжаю переговоры… они видят нас…"
В этот момент среди черных извилин чистой воды и свинцового блеска льдов механик увидел серую глыбу на горизонте — остров Моржовец.
Подлетая к Моржовцу, летчик быстро нашел белую гладь озера, замерзшего, но волнистого, покрытого полосами.
"Заструги и надувы", подумал он.
Предстояло сесть на аэродроме, покрытом застывшими снеговыми волнами высотою до четверти метра и превратившимися почти в камень.
Трудна и опасна посадка на таком "аэродроме". Но опытный летчик, летающий за полярным кругом уже четвертый год, провел ее с присущим ему искусством.
Цель полета достигнута. Но прилетевшие люди не сразу уходят греться в теплый домик Совторгфлота. Необходимо вылить воду и налить в радиатор пять-шесть килограммов спирта, чтобы оставшиеся капельки воды, замерзнув, не разорвали радиатор.
После этого мотор закрывают теплым чехлом, а самолет прочно привязывают к кольям, вмороженным в лед.
Радист вынул аккумулятор из самолета и, тщательно осмотрев радиоприборы, бережно закрыл их ватными чехлами.
Солнце скрылось за горизонт, и очертания далекого маяка резко вырисовывались в оранжевом пятне заката.
Усталые после тяжелого полета, промерзшие в оглушенные ревом мотора, летчики сразу же легли спать.
?
Пятый день завывает шторм. Сильный норд-ост набрасывается на маленький домик, где живут летчики, завывает в антенне радиостанции, ломает лед у берегов. С океана движутся льды па Колгуев, на Канинскую землю, на Моржовец, и загромождают их берега. В воздухе стоит грозный гуд моря.
Наступает вечер.
В теплом уютном домике Совторгфлота семь человек: летчики Бабушкин и Михеев, механик Грошев, штурман Крюков, радист и двое научных работников.
За маленькими оконцами полыхают огни северного сияния. В ушах звучит "Кармен" из Московского Большого театра. Но достаточно повернуть ручку приемника — и Михеев легко ловит звуки заграничной музыки или человеческую речь из Барселоны, Берлина, Парижа.
Радио — единственное развлечение. Оно скрашивает однообразную жизнь и дает много радости.
Штурман Крюков играет целый вечер на гитаре.
Под аккомпанемент гитары механик Грошев щелкает на счетах и ругается:
— Что за чертовщина! Тринадцать бидонов в Архангельске, три на Кийской базе, двадцать семь здесь..
Где же остальные два?
Так он считает каждый вечер
Выведенный из терпенья Бабушкин хватает счеты и сам начинает щелкать костяшками. Итог получается верный. Грошев смущенно улыбается.
— Плохой ты бухгалтер, Федя, — говорит ему Бабушкин.