Тридцать совместных полетов совершил Михеев со своим учителем.
Перед тридцать первым Поляков неожиданно заявил ему:
— Лети один!
— Как один? Почему? Ведь я еще не умею летать, — возражал Михеев.
— Лети один, — Снова приказал Поляков.
?
Повинуясь приказу, Михеев полетел, но не один: в задней кабине сидел знакомый "болван". Михеев сильно волновался, но не менее волновался и Поляков. Он неотрывно следил за самолетом, размахивал руками, ругался и даже кричал, словно его мог услышать Михеев:
— Да не так, не так! Как я тебя учил, Ванька? Совсем не так… От себя руль, от себя!..
Потом, не выдержав при виде какой-то особенно грубой ошибки, убежал в ангар.
А Михеев?.. Что он переживал во время своего первого самостоятельного полета? Лишь только он взлетел, как все его страхи и сомнения словно ветром унесло. Некоторое время еще беспокоила мысль, что если сломает машину, то придется проститься с авиацией навсегда. Но и эту мысль вытеснили из головы многочисленные заботы.
В воздухе он быстро вспомнил навыки, полученные в учебе. Полет проходил нормально. Вот и село Всехсвятское, расположенное по соседству с аэродромом. Набрав высоту, Михеев, повернул к аэродрому. Но над лесом мотор стал давать перебои. Вот здесь-то Михеев растерялся и уже собрался было спуститься в лесу, как вдруг мотор снова хорошо заработал. Его могучий рев невольно внушал уверенность.
Сколько радости и гордости испытал Михеев в эту минуту! Его детская мечта осуществилась: он летит над тем же самым аэродромом, над которым летали и Россинский, и Уточкин, и Габер-Влынский — старые авиаторы, герои его детских лет. Он вспомнил, как бегал сюда по вечерам после тяжелого трудового дня, как, забыв об ужине, стоял и наблюдал за самолетами.
Оглянувшись, он увидел "болвана". "Болван" злорадно улыбался чему-то… И вспомнились снова зуботычины царской казармы, окопы, слово "сволочь", произнесенное когда-то офицером с такими же погонами, как у "болвана". Как это было давно!
Вдруг мотор снова сдал. Михеев грубо и неловко повернул к аэродрому, и чуть было не соскользнул на крыло. С большим трудом он дотянул до окраины аэродрома, кое-как спустился и стал осматривать мотор. Завязав изолировочной лентой протекавшую трубку бензинопровода, он снова запустил мотор. Но в этот момент заметил, что к нему бегут Поляков и другие товарищи.
"Мне не позволят больше летать!" подумал он с испугом, дал скорей газ и взлетел над их головами, заметив, что Иван Климентьевич показал кулак. Потом выяснилось, что они просто хотели помочь Михееву, и он напрасно испугался.
Во время второго полета мотор работал великолепно. Михеев уверенно и спокойно летел над аэродромом.
Поляков встретил его молча. Михеев принял это за плохое предзнаменование. Но неожиданно Поляков подошел к нему, обнял и сказал прерывающимся от волнения голосом:
— Поздравляю с первым самостоятельным полетом. Молодец, хорошим летчиком будешь!
Немного помолчав, он перешел к разбору полета и указал на ошибки, допущенные Михеевым.
Друзья Михеева бурно поздравляли его с первым самостоятельным полетом и долго качали.
Больше скрывать было: нечего. К вечеру о полете Михеева знала уже вся школа и ее начальник товарищ Левин. Он вызвал Михеева, долго расспрашивал его, дал выговор за то, что Михеев не поделился с ним своим планом, и в заключение разрешил продолжать учебные полеты, но только рано утром — до начала общих полетов.
Михеев без единой поломки прошел на своем "моране" всю летную учебу и стал летчиком.
В ТЕ ДНИ…
После первого успеха Михеев вновь с головой ушел в работу. Он детально ознакомился со всеми машинами, имевшимися на аэродроме, а потом начал летать на них. В нем проснулось желание стать военным летчиком, и он успешно овладел самым трудным для молодого летчика самолетом — истребителем "ныопором".
Для того чтобы быть летчиком-истребителем, надо уметь вести бой в воздухе с самолетом противника, а для этого надо знать фигурные полеты. Летчик-истребитель должен обладать исключительно высокой техникой полета. Все это и привлекало Михеева.
Молодые летчики московской школы при всякой погоде вылетали на тренировку. То замыкая петлю за петлей, то переворачиваясь через крыло, то ввинчиваясь с огромной скоростью в воздух, летали они. Бурно приливала к голове кровь, темнело в глазах, дрожали уставшие мускулы — от систематического недоедания почти все страдали малокровием.