Он нес змейку домой — похвалиться добычей.
— Ну, ты, Щурка, возьми.
Шурка понес немного, потом сказал:
— Из нее ухи все равно не сваришь. Бросим ее к черту.
И не дожидаясь, пока ребята ответят, вывернул картуз в воду. Рыбешка, перекатываясь в воде, блеснула белыми брюшками.
— А все-таки здорово жжет плечи, — сказал Шурка.
— Батюшки, да какой же ты красный! — ахнул Ерзунов.
И правда, у Шурки спина была малиновой.
— У рыжих всегда тонкая кожа, — сказал Волдырь, выпрыгивая из воды на сухой камень.
— Я те дам тонкую кожу! — пригрозил кулаком Фролов.
Когда ребята пришли домой, уже начинало темнеть.
Павлик, член комитета, который распределял работу, напустился на ребят.
— Мы здесь с ног сбились, а вам гулянка! — Ты хоть, Ерзунов, постыдился бы. Пионер!
Рыболовы смутились. Кругом кипела работа. Девочки мыли полы, зашивали продравшиеся матрацы, а для тех кому не хватало матрацев, насыпали и зашивали сенники. Мальчики возились со щитами. Кóзел было делать некогда, да и не из чего, так что они просто отпиливали от дубовых бревен чурбаки, разбивали каждый чурбак надвое и приколачивали крепко к щитам. Шурка, Мишка Волдырь и Ерзунов стоя проглотили суп и кашу и принялись нагонять работу. Шурка пошел к щитам, тезки — на кухню: помогать тете Фене.
— Мы еще больше твоего сделаем! — быстро водя пилой, говорил Павлику встрепанный, красный, как рак, Шурка.
Но у него нещадно болела спина. Ему казалось, что у него между лопаток содрана вся кожа. Он лихорадочно колотил обухом по широким шляпкам гвоздей, вгоняя их в твердые, дубовые чурбаки. Выручила его темнота. Щиты были готовы, за другую работу приниматься было поздно. Чуть не плача от боли, он втащил наверх одну за другой три койки и свалился без сил.
Змея, которую принес Мишка Ерзунов, оказалась простым ужом.
XIV. Собрание
На следующее утро было назначено собрание, — нужно было решить ряд очень важных вопросов. Но ребята собрались на балконе с карманами, полными шишечек кипариса, и подняли перестрелку.
— Тише! Тише! Бросьте баловаться! — старался перекричать шум Николай Иваныч. Но твердые шишечки прыгали по полу, ударялись о стены, попадали в грудь, в руки, в лоб.
Павлик не вытерпел, и съездил Александрова по уху. Тот нахмурился и спрятал свои снаряды в карман.
— Бросайте разом в ручей! — крикнул Николай Иваныч, ну — раз, два, три!
Сеткою шишечек затянуло воздух; ручей захлебнулся под дождем тяжелых градин; на балконе стало тихо.
— В председатели Ерзунова!
— Веру Хвалебову!
— Не нужно девчонок! Долой!
— Веру! Веру!
— Ерзунова!
— Павлика!
— Веру! Веру!
— Павлика! Ерзунова! Павлика!
— Просим! Долой!
— Просим, просим, а завтра бросим!
— Ерзунова!
Мальчиков было больше, но одни были за Ерзунова, другие за Павлика, и их голоса разбились. Выбрана была Вера Хвалебова, — смуглая, черноглазая девочка, высокого роста, с коротко остриженными волосами и красным галстуком на шее.
— Ага, наша взяла!
— Цыганка!
— Цыга!
— Тише, мальчики!
— Дура, дура хвост надула!
Павлик и Ерзунов наконец утихомирили мальчиков. Ерзунов был щуплый, но его все уважали за справедливость. А Павлик мог, осердясь, отпустить такую затрещину, что мое-мое.
— Кто секретарь?
Ерзунов сам предложил себя в секретари и уселся писать.
— Повестка дня:
1) О фруктах.
2) О купаньи в море.
3) О пионерах.
— По первому вопросу слово дается Николаю Иванычу, — звонко сказала Вера.
Николай Иваныч достал из кармана бумагу и начал:
— Ребята, вот наш договор с Курупром. Договор у нас прижимистый, в особенности насчет фруктов. В совхозе тут очень большой сад и виноградники.
— Здесь в лесу больше того груш растет — очень нам нужен их сад! — крикнула Фрося.
— Ну, и хорошо, если не нужен, — продолжал Николай Иваныч. — Так вот, в договоре у нас такие условия: за первую кражу фруктов мы отвечаем вдесятеро против испорченного, за вторую — пять червонцев штрафу, а после третьей— выезжай с дачи.
— Ого!
— Шалавые!
— Очень нужны нам их фрукты!
— Никаких здесь фруктов нет, все зеленые!
— А ты уже смотрел?
— Ну, и что ж!
— По-моему, кто проворуется, — отправлять в Москву.
— В Москву нельзя, одного не отправишь.
— Ну, в Туапсе, там тоже детский дом есть.
— На месяц — по кухне.
— Просто дать подписку, и никто не станет ходить.
Спорили долго, но порешили провинившихся отправлять в детский дом в Туапсе — до конца лета.